– и государственные, и частные. Потому и учрежден был полвека назад тут особый Рудный приказ. Столицей всего Закаменья становился когда-то захолустный Иштым. Не так давно ему возвели даже новую стену, наладили строить каменный кремль, чтоб все было, как у старых городов империи. Тем более, что и камень привозили свой, ломали неподалеку.
Сюда в начале осени прискакал Сысой Псоич с Невейского заводика. Вроде и невелик заводик, а хозяина его знали в Рудном приказе все. И начальник аж с лица спал, когда ему доложили о приезде Невейского хозяина.
Он вошел торопливо, встрепанный, неряшливо одетый, с горящими глазами. С таким видом только о войне и объявлять.
– Государево слово и дело! – в руке его было зажато помятое письмо.
Начальник приказа встрепенулся, всплеснул пухлыми ладонями:
– Случилось чего?
– Чтите, ваше благородие!
Двумя руками, как ядовитую змею, начальник приказа осторожно, за самые кончики, развернул бумагу. А ну, как тут сказано про то, что всплыли его темные делишки и предписано ему сей же день сдать пост и отправляться в почетную отставку в свою деревеньку, доживать век? Герб на бумаге напугал его еще больше, и понадобилось минут десять, чтобы он вчитался в строки приказа и только после этого перевел дух.
– Ух и напугали, Сысой Псоич, – пропел он дрожащим голосом. – А я-то грешным делом решил, что по мою душу сие письмецо!
В письме великий князь Петр Ольденбургский приказывал получателю сего, Сысою Псоевичу Невейскому немедля отправить ему партию «известного товару» и к весне подготовить вдвое больше обыкновенного, послав во Владимир-Северный сразу, как пройдет талая вода.
– Письмо-то по мою душу, да я по вашу, ваше благородие, – гость немного отдышался. – Мужики нужны.
– Али у вас народа мало?
– Мало. И ведь не простые нужны, а чтоб, в случае чего, за них ни перед кем ответа не пришлось держать. Чтобы был человек – а как ко мне попал, так и нет больше человека! – он наклонился вперед, прищурил глаза. – Поищите таких, ваше благородие. А уж я в долгу не останусь!
Начальник приказа даже вздрогнул. Откуда ни возьмись, на столе возник и сочно звякнул туго набитый мешочек. Так и тянуло поглядеть, что там – самородное серебро или полновесное золото.
– Ну, вы меня понимаете, ваше благородие?
– Понимаю, но помочь не могу, – уже протянувшаяся к мешочку рука замерла в воздухе.
– Как так?
– А вот так! В крепости нынче пусто, никого нет. Посылать казаков по лесам искать беглых? Так ведь конец лета, сейчас в лесу вольготно, любой беглый сытно ест, к поселениям не выходит. Вот кабы месяца через два-три, когда холодать начнет, и все эти шатуны к теплу потянутся… Месяца через три обращайтесь!
– Не могу я столько ждать. Дело, вишь, не мое, а государственное, – Сысой Псоич постучал ногтем по письму. – И коли будут мне чинить в сем деле преграды,
