Вспугнутый кофе сон не возвращался, и Наташа просто лежала с закрытыми глазами. Вначале она вспоминала лицо погибшего в Суздале человека – картину она помни-ла хорошо, а вот лицо позабылось – лица не имели значения. Потом подумала о Славе, и сра-зу стало больно, за болью пришла ненависть, и слезы, порожденные болью, превратились в слезы бессильной ярости, и кто-то внутри глотнул этой ярости, и проснулся, и зашептал на-стойчиво. Слушать его было очень приятно, слушать его было необходимо, но Наташа сжала зубы и снова представила себя гигантским водяным валом. Волна обрушилась на шепот, смяла его, растворила и растеклась отчаянием и безнадежностью. Неужели теперь такова бу-дет ее жизнь до самого конца? Снова и снова воевать с собой, снова и снова убивать себя, снова и снова лишать себя воздуха. Только и будет, что дороги, и города мимо, и чужие ли-ца, и боль, и бессилие, и вечный голод, и вечная вина. Сколько она выдержит – десять лет или один день? Схоронить себя, не умерев. Что взято против воли, останется навсегда, а что отнято – никогда не вернуть. Ей казалось, что быть творцом – благо, но это оказалось про-клятием. Как громко смеются боги, и сколько крови в их смехе!
Неожиданно все исчезло, и Наташа погрузилась в странный покой, густой, как мед, уте-шающий, умиротворяющий. Она снова услышала шелест дождя за окном, снова услышала голоса на балконе, смешок Виты, Наташиной и чужой волей безжалостно выдранной из соб-ственной жизни. Умирали не те, кому следовало умереть. Умирали не те…
Думаю, когда ты начнешь рисовать, ты и не вспомнишь о своей мести, не вспомнишь о Славе, обо мне, обо всех, кто уже умер…
А разве это важно?
Наташа улыбнулась в полумраке, и кто-то внутри улыбнулся вместе с ней, и улыбки их были темными, и тьмы становилось все больше.
III
– Ты уверена, что не сможешь пойти? – снова спросила Вита, причесываясь и поглядывая на Наташу, которая лежала на диване и рассеянно смотрела в экран телевизора. – Ты ведь так хотела посмотреть город.
Наташа покачала головой, тут же охнула и прижала ладони к вискам.
– Нет. Голова просто раскалывается – и таблетка не спасла. Наверное, посижу еще немно-го и опять лягу спать. Ты надолго?
– Вряд ли. Я и сама не в лучшем физическом состоянии. Просто есть пара небольших дел, а вечером поеду к Карине, заберу деньги. Света, присмотришь за ней, хорошо? Я возьму те-лефон – если что, сразу звоните.
Матейко, усиленно кому-то названивавшая, весело кивнула.
– Возьми мой зонтик, обещали дождь. И один из ключей на тумбочке возьми. У меня их много – я почему-то постоянно теряю ключи.
– Хорошо, – Вита вышла из комнаты и вернулась уже в пальто и с сумкой через плечо. – Все, дамы, разрешите откланяться. Смотрите, не открывайте дверь кому попало. Я скоро.
– Не теряйся, – тускло сказала Наташа, с болезненным вздохом опуская голову на подуш-ку. Но едва хлопнула входная дверь, как
