каштаны. В первую зиму я не часто ужинала в «Л’Импассе». Аккуратно обращалась с деньгами. Но церкви и святых по-прежнему избегала. Здорово, что каждая вторая улица или бульвар здесь носили имя какого-нибудь очередного святого. Правда, теперь я была довольно занята.
Вернулись американские клиентки мадам Симон, весной Париж буквально притягивал их. За мои услуги они платили пять франков, из которых я получала четыре. Однако частенько они добавляли к этому щедрые чаевые, обычно в долларах, и мой банк обменивал их для меня. Я покупала на улице блинчики crepes и питалась в «Л’Импассе». Было совсем несложно показывать дамам Париж, который они хотели увидеть: Лувр, площадь Согласия, Триумфальную арку и, разумеется, Эйфелеву башню. Именно об этих местах их будут расспрашивать дома.
Потом был чай в отеле «Ритц» или бокал шампанского в ресторане «Фуке» – все это включал тур.
Кроме того, я продолжала копировать для мадам ее «вдохновения». Но впервые сидя в задних рядах на показе мод Чарльза Уорта, я нервничала. Вскоре заметила людей, которые открыто делали наброски вечерних платьев. Это были представители прессы. И я тоже достала свой блокнот.
– «Ле Чикаго Трибьюн», – заявила я привратнику, стоявшему у меня за спиной.
Никто не обратил на меня внимания. Еще двенадцать франков в банк.
Тем майским утром я была счастлива. О возвращении домой даже не думалось. Чикаго казался очень и очень далеким.
В студию приехала добропорядочная домохозяйка со Среднего Запада, Корнелия Уилсон из Саут-Бенда, штат Индиана. Она была в полном восторге от себя и своей новой шляпки, купленной за углом, на улице Камбон, у женщины по имени Габриэль Шанель.
Мадам Симон лишь усмехнулась.
На шляпке не было цветов и фруктов, обычно украшающих головные уборы фешенебельных парижских дам, но мне нравились ее лаконичная форма и единственное белое перо.
– А еще, – сказала Корнелия Уилсон, – мисс Шанель утверждает, что собирается продавать платья. Я видела один образчик – такие странные цвета, серый и черный, и сшито из какого-то мягкого материала.
– Это джерси, – заметила мадам Симон в мою сторону. – Я знаю все об экспериментах мадам Шанель. Скажите этой женщине, что ее муж этого не одобрит. Шанель не одевает респектабельных женщин.
– Что она сказала? – спросила у меня Корнелия.
– Она считает, что Шанель… ну, что она слишком авангардна для вас.
– Там нет корсетов, – продолжила Корнелия. – Вероятно, именно это имеет в виду мадам Симон. С другой стороны, – сказала она, поднимая вверх руки, – почему мы должны затягивать себя? Вчера вечером мы ходили на сольный концерт Айседоры Дункан. Так вот она была практически раздета. Почему мы, женщины, должны стыдиться своего тела?
«Боже, – подумала я, – что творится у них в этом Саут-Бенде? Может, Корнелия вообще суфражистка?»
Мне же мадам сказала
