– горькое, как желчь, – сказал он. – Лучше уж болеть, чем пить такое лекарство.
– Это полынь, – объяснил ему Роберт Джордан. – В настоящем абсенте, таком, как этот, всегда есть полынь. Считается, что он сушит мозги, но я в это не верю. Просто он изменяет взгляд на окружающее. Нужно вливать воду в него, очень медленно, по капле, а я, наоборот, влил его в воду.
– О чем это ты? – сердито спросил Пабло, чувствуя в словах Роберта Джордана насмешку.
– Объясняю действие лекарства, – ответил тот и усмехнулся. – Я купил его в Мадриде. Это была последняя бутылка, и мне ее хватило на три недели. – Он сделал большой глоток и почувствовал, как приятно немеет смоченный абсентом язык. Взглянув на Пабло, он снова усмехнулся и спросил:
– Как идут дела?
Пабло не ответил, и Роберт Джордан стал внимательно разглядывать троих незнакомых мужчин за столом. У одного из них было крупное плоское лицо, коричневое, как серранская ветчина, со сломанным приплюснутым носом; оттого, что тонкая русская папироса торчала у него изо рта под углом, оно казалось еще более плоским. В его коротко стриженных волосах и щетине на подбородке обильно проступала седина, традиционная черная рубаха была застегнута до самой шеи. Когда Роберт Джордан посмотрел на него, он сидел, уставившись в стол, но взгляд у него был жесткий и немигающий. Двое других явно были братьями. Они очень походили друг на друга: смуглые, невысокие, коренастые, с темными волосами, низкими лбами и черными глазами. У одного лоб над левой бровью пересекал шрам; на взгляд Роберта Джордана оба ответили спокойным твердым взглядом. Одному, судя по всему, было лет двадцать шесть – двадцать восемь, другому – года на два больше.
– На что это ты уставился? – спросил тот, что со шрамом.
– На тебя, – ответил Роберт Джордан.
– Увидел что-нибудь диковинное?
– Нет. Хочешь папиросу?
– Ну, давай, – сказал мужчина. До того он к папиросам не притрагивался. – Они такие же, как были у того, другого – ну, который поезд взрывал.
– А ты там тоже был?
– Все мы там были, – спокойно ответил мужчина. – Все, кроме старика.
– Что нам теперь надо, так это еще один поезд, – сказал Пабло.
– Это можно, – отозвался Роберт Джордан. – После моста.
Он заметил, что жена Пабло, повернувшись от очага, теперь слушает разговор. Когда он произнес слово «мост», все затихли.
– После моста, – намеренно повторил он и отпил еще глоток абсента, подумав: какой смысл вилять, все равно придется говорить начистоту.
– Я в это ввязываться не буду, – сказал Пабло, уставившись в стол. – Ни я, ни мои люди.
Роберт Джордан промолчал. Потом, подняв кружку, взглянул на Ансельмо.
– Тогда мы сделаем это сами, старик, – сказал он и улыбнулся.
– Без этого труса, – согласился Ансельмо.
– Что ты сказал? – Пабло поднял взгляд на старика.
– Тебе – ничего, –
