бесполезным.
– Ты очень холодный парень.
– Нет, – сказал он. – Не думаю.
– Да. Ум у тебя очень холодный.
– Это потому, что он полностью поглощен работой.
– А того, что доставляет удовольствие в жизни, ты не любишь?
– Люблю. Очень люблю. Только если оно не мешает работе.
– Знаю, что ты выпить любишь. Я это видела.
– Да. Очень люблю. Но только если это не мешает работе.
– А женщин?
– Их я тоже очень люблю, но они для меня – не главное.
– Они для тебя не важны?
– Нет. Но я не встретил пока ни одной, которая задела бы меня за живое так, как, говорят, это бывает.
– Думаю, ты кривишь душой.
– Ну, может, немного.
– Ведь Мария тебя задела?
– Да. Внезапно и очень сильно.
– Меня тоже. Я ее очень люблю. Да. Очень.
– И я, – сказал Роберт Джордан и услышал, как осип его голос. – Я тоже. Да. – Ему было приятно говорить это, и он с особым удовольствием произнес фразу, которая по-испански звучала весьма торжественно: – Я очень ее люблю.
– После того как мы повидаемся с Глухим, я оставлю вас вдвоем.
Роберт Джордан помолчал, потом сказал:
– Это не обязательно.
– Обязательно, друг. Это обязательно. Времени не так много осталось.
– Ты прочла это у меня по руке? – спросил он.
– Нет. Забудь ты про свою руку. Ерунда все это.
Сама она выкинула это из своей жизни так же, как все прочее, что могло причинить вред Республике.
Роберт Джордан снова промолчал. Он смотрел, как Мария в пещере собирает грязную посуду. Она вытерла руки, обернулась и улыбнулась ему. Девушка не слышала, что говорит Пилар, но ее загорелая кожа потемнела от разлившегося по лицу румянца. Она снова улыбнулась Роберту Джордану.
– Есть еще день, – сказала женщина. – Ночь – ваша, но есть еще и день. Ясное дело, у вас не будет такого приволья, какое было у меня в Валенсии. Но несколько диких ягодок вы сорвать успеете. – Она рассмеялась.
Роберт Джордан положил руку на ее могучее плечо.
– Тебя я тоже люблю, – сказал он. – Я очень тебя люблю.
– Да ты просто настоящий дон Хуан Тенорио, – сказала женщина, смутившись от охвативших ее чувств. – Эдак ты скоро каждую любить будешь. А вот и Агустин.
Роберт Джордан вошел в пещеру и направился к Марии. Она смотрела, как он приближается к ней, и глаза ее сияли, а лицо и шея снова залились краской.
– Привет, крольчонок, – сказал он и поцеловал ее в губы. Она прижалась к нему и, глядя ему в лицо, сказала:
– Привет. Ох, привет. Привет.
Фернандо, по-прежнему сидевший за столом и куривший папиросу, встал, покачал головой и вышел, прихватив карабин, прислоненный к стене.
– Совсем распустились, – сказал он. – Мне это не нравится. Ты бы присмотрела за девчонкой.
– Я
