в бельевую.
– Ш-ш-ш, – прошептала я. – Все хорошо.
Блейз завилял хвостом и заворчал, пытаясь вылезти из своего укрытия.
– Что ты делаешь? – Эндрю стоял в дверях. – Я же сказал, пусть побудет один.
– Я просто смотрю на него.
Блейз теперь лаял, карабкаясь по стенке вольера и звеня металлом.
– Гребаная собака! – Эндрю засунул руку в клетку и схватил его за шиворот.
Я вскочила, вцепилась в его руку, пытаясь отобрать у него Блейза, но Эндрю держал его высоко в воздухе.
– Что ты делаешь? – воскликнула я.
Он не ответил, просто повернулся и вышел из бельевой. Блейз выл, его ноги дергались в воздухе. Я шла за ним по коридору, шипя:
– Эндрю, прекрати!
Эндрю открыл дверь, выходящую на задний двор. Ветер и дождь ворвались в помещение, ночная рубашка обтянула мне ноги.
– Ты не может выбросить его на улицу!
Эндрю посмотрел на меня через плечо и швырнул щенка на землю. Блейз упал с глухим стуком, взвизгнул и перекатился на бок. Я протиснулась мимо Эндрю, потянулась к собаке. Мои пальцы уже лежали на его шерстке, но Эндрю обхватил меня за талию, оттащил назад и закрыл дверь.
Я толкнула Эндрю в грудь, ударила его, не задумываясь. Он отбросил меня к стене, схватил за плечи и сильно встряхнул. Я даже прикусила зубами щеки.
Он наклонился поближе, дыхнул мне в лицо перегаром:
– Если ты выйдешь, я лопатой разнесу ему череп. Ясно тебе?
Мы стояли в коридоре и смотрели друг на друга, пока я не кивнула. Он отпустил меня.
– Пошли, – сказал он. – Я устал.
Я последовала за ним в комнату. Дышала я с трудом, мне хотелось рыдать. Я едва переставляла ноги. Потом решила, что нужно подождать, пока он уснет, и после забрать щенка.
Дважды я пыталась выбраться из кровати, но он каждый раз слышал мои движения, прижимал меня ногой, а рукой, словно крепким ремнем, сдавил мне грудь. Час за часом я смотрела в потолок, слезы катились по лицу. Мне хотелось быть сильнее, чтобы отпихнуть его от себя, чтобы заступиться за собаку, но я очень боялась, что он исполнит свою угрозу. Я не могла забыть выражение его лица, словно он бросал мне вызов. Словно он хотел, чтобы я сделала неверный шаг и у него появился повод убить щенка.
Наконец наступило утро и он встал, чтобы идти на работу. Я притворилась, что сплю. Как только я услышала, что его грузовик отъехал от дома, я выбежала во двор и нашла щенка под передним настилом, мокрого и дрожащего. Я накормила его теплой едой, укутала полотенцем, прижала к груди, бормотала ему извинения и клялась, что ему больше никогда не причинят боли. Мне следовало позаботиться об этом. Когда Софи проснулась, я осторожно сказала ей, что щенок заболел и его нужно вернуть маме. Она была убита горем.
Я плакала, когда отвозила Блейза назад на ферму. Хозяевам я объяснила, что у дочери проявилась аллергия, о которой мы не знали. Трудно сказать, поверили ли они, но жена, похоже, посочувствовала
