всего я тебе сказать не могу, так как поклялся молчать. Но… Одним словом, этот полковник Беренс сегодня уходит с полком в Польшу.
– В Польшу?! – Лопухин едва не поперхнулся, – И ты с ними?
– И я.
– Леший меня задери! Микура! Ты идёшь на войну? Без меня?!
– Прости, – виновато развёл руками Василий, – Миних приказал мне быть одному.
– Эх, а ведь мы с тобой мечтали, что будем служить в одном полку. И вместе вступим в свой первый бой! – обиженно выпалил Лопухин.
– Обязательно послужим, – ободрительно заверил его Микуров, – И повоюем. На наш с тобой век войн ещё хватит.
Ванька помолчал, подулся. Затем подошёл ближе и крепко прижал к себе друга:
– Не вздумай под пулю угодить. Погибнешь – я тебе этого не прощу!
дом канцлера А. И. Остермана
– Австрийский посланник маркиз Антонио Ботта д’Адарно, – доложил слуга.
– Проси, – поморщился Остерман, укутывая плотнее ноги шерстяным пледом, маскируя под ним таз с горячей водой и горчичным порошком.
Гость, бросив дворецкому шубу, долго поправлял перед зеркалом примятые кружева и намокшие от снега кудри парика, прежде, чем подняться в кабинет. Имея пристрастие к красивой одежде, Ботта в Петербурге снискал славу модника, был вхож в аристократические дома и модные салоны, любим женским обществом, и дружен с Натальей Лопухиной.
Он, в чьих жилах текла кровь итальянская, французская и немецкая, в равной степени сочетал в себе особенности характера всех своих предков: итальянская импульсивность в нём перемежалась с немецким упрямством и манерностью француза. Все движения его и мимика были полны экспрессии, а речь похожа на непрерывное чтение высокопарной оды. Выдержать час общения с таким человеком Остерман приравнивал к пытке.
– Андрей Иванович! Простите за этот, возможно, несвоевременный визит. Но Вас совершенно невозможно застать во дворце! Я уже предпринял массу неудавшихся попыток, прежде чем мне сказали, что Вам нездоровится. Как это скверно. Примите мои сочувствия и пожелания в скорейшем выздоровлении! Я обещаю не злоупотреблять Вашим вниманием, дабы не мешать благополучному процессу исцеления, и буду весьма сдержан. Постараюсь изложить суть моего дела наикратчайшим образом, чтоб не утомлять Ваш дипломатический ум долгой и содержательной беседой.
– Буду очень признателен, – отозвался Остерман, скрывая за любезной улыбкой искреннее желание, заткнуть кляпом неутомимого болтуна.
– Вам, конечно известно, что в нынешней ситуации по разделу польского наследства, кайзер Фридрих-Вильгельм уже неоднократно своими действиями или же бездействием выказывал пренебрежение выгодам союза «трёх чёрных орлов» в угоду собственным, в чём нельзя упрекнуть моего австрийского цесаря Карла. Таким образом, Вы можете делать заключения, что цесарь верен своим обещаниям.
Канцлер сдержанно кивнул, соглашаясь. Ботта продолжал:
– Из чего я позволю себе сделать заключение,
