обнял его, крепко хлопнув по спине:
– Я чертовски рад тебе, дружище! Но, ты представляешь, что будет за побег?!
– Отчислят, – уверенно ответил Ванька, – Ну, и пусть. А вдруг я лично Лещинского в плен возьму? Ведь тогда не посмеют отчислить, верно? Победителей не судят!
– Дурында ты! – Василий стиснул приятеля обеими руками, – Слушай! Ты же, наверное, замёрз?
– Не то слово; окоченел! – признался Иван, – Шутка ли? Вторую неделю за вами бегу.
– Где же ты спал?
– Мир не без добрых людей, – сообщил он, – Пока на пути города да деревушки были, я не пропадал. Постучу в какую-нибудь избу; меня переночевать пустят и покормят. А вот последнюю пару дней, когда по лесу шли, туго пришлось. Думал – замёрзну.
– Чудак ты! Чего раньше-то не объявился?
– Ага! Если б меня Миних раньше прусской границы обнаружил, то непременно бы домой отослал! А так – что с меня взять? Уже чужая территория. Не прогонишь.
Микуров расхохотался:
– Ну, ты и рассудил! В точности, как сеструха твоя, Настасья! Помнишь, когда цветок папоротника искали?
– Сообразительность – это у нас семейное.
Василий накрыл его полой своего овчинного тулупа:
– Идём к костру. Надо подумать, как сказать про тебя Миниху. Я пока ума не приложу. В Академии-то, небось, тебя хватились, в розыск объявили! Воображаю, какая там шумиха!
– Не бойся. Всё ладом, – отмахнулся Лопухин, – Я им записку оставил.
В день отъезда Микурова кадеты после отбоя обнаружили на кровати Лопухина записку.
– «Друзья, сообщите Шашкову, что меня, вместе с Микурой, фельдмаршал зачислил волонтёром в полк к Беренсу. Отбываю незамедлительно. Увидимся. Лопух», – прочёл вслух Голицын и присвистнул, – Ну, дела! И Лопуха в полк определили.
– И тоже к Беренсу?
– Да кто такой, этот Беренс?! – повторил Бергер, хмуря лоб
В ответ на требование Миниха пропустить русскую артиллерию к Данцигу через прусские земли король Фридрих-Вильгельм прислал весьма уклончивый ответ, что в дележе польской короны между саксонским курфюрстом и французским ставленником он склонен соблюдать нейтралитет. Так как ни один из кандидатов не счёл сделать ему, прусскому королю, никаких выгодных предложений, то и он, в свою очередь, не видит причин ни помогать Августу, ни препятствовать Лещинскому.
Русский посланник в Берлине Ягужинский активно отстаивал интересы Миниха. И, в желании склонить Фридриха-Вильгельма к содействию саксонскому курфюрсту, дипломатично просил короля задаться вопросом: не навредит ли этот отказ его убеждению – оставаться в дружбе с Россиею? Тот не отказывался от дружеских отношений с Россией, но оказывать помощь саксонцу не желал.
Попытки Ягужинского с Минихом намекнуть кайзеру о том, что, противясь пропустить русские войска к Польше через Пруссию, король, таким
