style="font-size:15px;"> «Не злой! – жалела Даша. – Не злой!» И добавляла тихо: «Когда трезвый».
С некоторых пор она стала отмечать красными крестиками в календаре его пьяные дни. Но год за годом все меньше выпадало не «праздничных», не красных недель – до тех пор, пока отец после инсульта не превратился в тринадцатого, самого хилого и капризного ребенка своей жены.
А дети – девять девочек и три мальчика – радовали мать. Рано обнаружилась в них склонность к точным наукам и, успешно заканчивая школу, дети один за другим начали поступать в вузы.
…Но вот – скорбный черный лоскут на покрывале. Умер отец. Мало оставил доброй памяти в детях, а все равно жаль. Матери – жаль сильнее. Любила. Что бы там ни было в жизни – любила.
Вслед за первым черным – второй, круглый, как горестный крик. Утонул по воле коварного половодья двадцатилетний сын. Снова черный лоскут. Другой сын, умница, добрейший человек, пошел по кривой отцовской дорожке, да и свернул на ту, что не возвращает обратно…
Узнавая Марию ближе, Николай дивился твердости тещиного характера, главной черте ее – жертвенности. Никогда бы не подумал раньше, что жертвенность может быть сильной, а вот поди ж ты… Мария не задерживалась там, где царило спокойствие, спешила навстречу чьей-то боли, раздору, тоске. «Ты, мама, как МЧС, – шутили дети, – как скорая помощь и пожарная машина». А она ведь и впрямь спасала, лечила, тушила ссоры.
– Я нужна ему, – оправдывалась Мария, торопясь к семье пьющего сына.
– Я нужна ей, – утверждала она в ответ на уговоры не ехать к внучке, которой угораздило выскочить замуж за разгильдяя.
– Ну что вы измените? – увещевал в ситуации с внучкой Николай. – Этот подлец не желает работать, жену колотит, ребенка запугал. Чего доброго, вас обидит! Неужто не боитесь?
– Очень боюсь, – вздыхала теща. – Так боюсь, аж ноги трясутся!.. Но пойми, Коля, Анечка совсем одна. Как могу я спокойно спать, если знаю, что она не спит, плачет, и нет рядом плеча прислониться?
– Почему это плечо должно быть обязательно вашим?! – сердился Николай. – У нее, наверное, есть подруги, есть мама в конце концов!
– Еще бабушка есть, – кротко улыбаясь, «сообщала» она зятю.
Родителей Николая не стало, и он понимал, что понемногу начинает чувствовать сыновнюю тягу к Дарьиной матери. Сопротивлялся силе ее неуемной жертвенности, по-прежнему дивясь ей и уважая, а вслух, из-за тревоги и бессилия что-либо изменить, называл бесконечные «спасательные операции» сумасбродством. Жена обижалась.
И с этим он ничего не мог поделать, иначе пришлось бы сказать правду – как же сильно он боится за тещу. Смешно ведь. Кто поверит – зять за тещу боится!
Когда у Дарьи с Николаем народились дети, Мария жила в их семье. Николаю сложно было и самому-то себе признаться в ревности. Он долго считал – уж их-то Мишаню с Сашулей бабушка
