из его ладоней свои волосы и встала на колени перед ним, лежащим.
– Разве твой Бог будет против рождения нового человека, скажи? Скажи, откуда ты знаешь мысли этого Бога?!
Свистящим шепотом, словно боясь, что его слова будут слышны на земле и на небе, Джамуха уже в который раз попытался объясниться.
– Ты знаешь, я крестился не сам… Меня крестил отец, а отца – дед мой. Сказано: если Бог не пожелает, ни один волосок с головы не упадет! Нет ребенка – значит, Бог не дал! Мы не можем идти против воли Небесного Отца, а он говорит, что многоженство – тягчайший грех! Видишь, я утратил благодать Божью, я гоним, бит, обесславлен! Я, может быть, скоро откочую на небо: на кого же мне оставить дитя и тебя? И ты бы присматривала себе нового мужа!
– О, глупый, глупый, упрямый мул-у-ул… – заплакала Ача-хотун. – Это твой Бог делает тебя из воска, из мягкой глины!
– Не искушай, – незнакомо произнес Джамуха. – Все мы – глина в руках господних… Все мы – прах на его босых ногах. И не нужно противиться судьбе, предназначению, замахиваться на то, чего не дано…
Для духоподъемности войска Джамуха с утра устроил облавную охоту. Из-за облачности ночью не было заморозков, и добычу взяли богатую.
Снег в тот день начал бурно таять, в овражках заклокотали яростные ручьи – весеннее варево природы. С этим приступом тепла завершилась нудная зимовка, истощенные духом и телом люди обретали резкость и щедрость движений, обнаруживали, открывали в себе торбочки со смехом и сыпали его в мир, где возгорались костры, вскипала вода в котлах и пахло горящим лапником, свежениной и лошадиным потом – всем всего хватало: и вареного, и жареного. Значит, можно отправляться на поиски удобного места для ночного привала, а мясники, что играючи разделываются с огромной тушей сохатого в одиночку, займутся здесь заготовкой сушеного и вяленого. Так думал Джамуха, когда подошел медведистый Улуга-батыр, от рыка которого облака роняли наземь влагу, а деревья – лист.
– Я собрал тойонов, гур хан, – пророкотал он, как далекий камнепад. – Все готово…
– Открой-ка рот, Улуга-батыр! – приказал Джамуха.
Исполнено.
– Наклонись ко мне!
Наклонился.
Джамуха внимательно осмотрел громобойную полость и удивился, сказав при этом:
– Врут люди… Все врут!
На лице батыра появилось угрюмое недоумение:
– Смилуйся, гур хан! Скажи мне: что они опять удумали, баранье стадо! Прости мне мое бабье любопытство, скажи!
– Болтали, что когда ты зеваешь, то в твоей глотке виднеется большой бубен, а вместо языка – било! – сказал без улыбки Джамуха, но Улуга-батыр не удержался, захохотал, и лошади опасливо косили глаза, не улавливая слухом источника звука, подхваченного эхом.
– Врут, – едва выговорил он. – Все врут.
– А скажи-ка, батыр: сколько дней отсюда добираться до Верблюжьей степи?
Камнепад
