твоя птица не из той же стаи? Ты не волен, когда приводят к твоему ложу незнакомую и молвят: «Вот твоя жена, хан!» И это – паутина власти, сотканная пауком времени и обычаев. Ты отличаешься от глупой осенней мухи лишь тем, что влетаешь в эту паутину, сознавая волю Бога: ведь ты, хан, будучи повелителем земных людей, как никто из них остро осознаешь себя Божьим невольником, рабом. В этом твоя избранность – в осуществлении воли Божьей, хан. Так что не унывай, женись!
Разве плохую жену выбрал тебе Джэсэгэй-батыр? Разве хотун Борте не любовь и опора твоя? Затем пришла Есуй, а привела ее Ожулун. Вместе с дочерью татарского хана пришли в твой стан и мореподобные татарские орды. Есуй оказалась не только красива и ласкова, но и умна: едва переступив порог твоей юрты, она упросила новую родню найти свою старшую сестру и взять ее третьей женой. И это после двадцати лет твоего единобрачия, а плох ли конечный счет? Да кончен ли он: одна Ыбаха перетянет все светлое во мрак, она одна, как ветер над полем одуванчиков, оголит стебель души, и душа покажется себе одинокой. Вот Ыбаха так Ыбаха! Вот уж кэрэитское семя!
…Некогда они, кэрэиты, кочевали по бывшим уйгурским землям Халхи, а шли от племени бикин, что сродни найманам, которое кануло в бездну времени бесславно. Первый государь кэрэитов Мэргуз Буюрук-хан был замучен цзиньцами-джирдженами, которым отдали его, полоненного, татары. Престол перешел к старшему сыну Худжатуру, а уж потом к ван-хану Тогрулу. Тогрул сделал вид, что забыл, кто замучил его деда, когда принимал от цзиньского императора титул «ван», но и великий батыр Джэсэгэй, и его сын Тэмучин помогали ему удерживать престол в битвах против гур хана и младшего брата Эрке, что был в союзе с теми же найманами. Да, они помогали, но не сами кэрэиты: они постоянно бузили как против своего хана, так и против Тэмучина, будучи вроде бы в союзе с ним. И тогда, не желая крови и распрей, Тэмучин взял в жены дочь единокровного брата ван-хана Джаха-Хамбая, и имя ей было – Ыбаха. Ну, Ыбаха так Ыбаха, ан нет же, обернулась упрямой, своенравной, ревнивой и злокозненной! Как и ее сородичи, не единожды битые и прощенные Тэмучином, которых он считал не врагами, а всего лишь военным противником, не хотели быть равными среди многих, так и она, одна из жен хана, все считала себя ущербной, ущемленной, обиженной своим положением! Поговаривали, что она смущает мирный дух и той части кэрэитов, которая готова длить свои дни в согласии с волей Тэмучина. Что ж, теперь еще и со своенравными мэркитами идти к миру той же тропой?.. Мало того, что Угэдэя женили на дочке старшего сына Тохтоо-Бэки и мэркиты все равно не признают за хотун девятилетнюю Дергене, так его самого, о ком уже кочуют легенды по всей Поднебесной, мать хочет женить на мэркитке!
И весь он, как горящее от удара молнии дерево, был охвачен огнем раздражения, когда ему передали, чтоб зашел к матери на ужин. Ума его хватало, чтоб понять: ешь ужин и думай, кому сужен.
Однако пошел, бренча неслышимо бренчащими бубенчиками ханской свободы. Надо идти. Мать есть мать. Против ее воли и хан бессилен.
– Какая нужда? – спросил Тэмучин, входя в сурт матери, как
