Джамухе кроме того, что, отделившись от найманов, он бежал в сторону Алтайских гор с остатками войска. Джамуха – великий воин, он может грянуть как удар грома, что возвещает ливень с ясного неба. Алтайские горы простираются далеко и причудливо, в каждую лощину и темную пещеру не заглянешь глазами даже выносливых лазутчиков. Джамуха и его люди превратились, похоже, в камни и деревья.
Приближенные хана ненавидят Джамуху с пылкостью собак, лающих вслед бегущему верблюду. У них есть на это право, поскольку ни один из могущественных врагов Тэмучина не действовал так, по их мнению, вероломно, а хан все равно поминает Джамуху теплыми словами. Уж не околдован ли?
Но не приязнь ли Джамухи к Тэмучину и не верность ли андаю заставили его остаться хладнокровным в пылу минувшей битвы, забыть о своем крутом норове и покинуть боевые порядки найманов, тем самым поломав их окончательно?.. И это не трусость, не предательство – надо знать андая с его отчаянной храбростью и презрением к смерти, с его умом, которому нет равных, и вспыльчивостью, следствием которой всегда является глубокое раскаяние. Тогда он бывает беспощаден к себе, но никто не знает, чем обернется это раскаяние для его нукеров: не новым ли походом ради самого похода?
А каким шутником был он в ранней юности! Только успевай слезы от смеха со щек смахивать. Но как бы он нынче не пошутил, напав на Тэмучина, – тут уж будет не до смеха.
И Тэмучин отдал приказание войскам, которые расположены вблизи ставки, днем и ночью находиться при оружии.
Конюхами ведали младший брат отца хана Аччыгый-тойон с Бэлгитэем, и рвение их хан находил похвальным. Чтобы поберечь лошадей, без них обходились на зимних облавных охотах: таас уранхаи выстругали и выгнули лыжи, подбили их лосиным мехом и по хорошему снегу щедрой зимы далеко убегали за добычей. Насушили много мяса, наготовили много колбас из вареной крови, кишок и сохранили лошадей – крылья летучего войска.
Таас уранхаи – люди спокойные, простые и неприхотливые. Кроме ездовых лошадей, они держат в достаточной мере коров и оленей, питаются от рек и тайги, а горы знают так же хорошо, как старуха содержимое сундука. Они упорны ровно настолько, чтобы не идти на попятную, если берутся за гуж, легки на ноги, осанисты, широки в плечах и узки в поясе. От степняков-уранхаев они отличаются языком: говорят не на монгольском, а на тюркском. И еще: они накрепко привязаны к сородичам.
Хорошо зная великого кузнеца Джаргытая и считая его родней, как и сыновей старика Сюбетея и Джэлмэ, уранхаи приняли власть Тэмучина без сомнений, рассуждая примерно так: «Сюбетей и Джэлмэ – доверенные тойоны Чингисхана. Они – великие сыновья нашего рода. Они торят тропу для наших потомков. Будем служить и мы: одна кровь – одна судьба».
Вот так, к вящему удовольствию и радости Чингисхана, кроме выдающихся бойцов – урутов и мангутов, в его стане обнаружились добрые и неподневольные сторонники, выносливые добытчики, привычные к зною и холоду, к лишениям. Они найдут дичь в любом
