Тэмучин. – Вот я и сомневаюсь: а не по голове ли она его тогда приласкала?!
– Нет, нет! – замотал головой Мухулай. – По плечу, по плечу, хан: ты же сам видел!
И Джэлмэ поспешил поддержать:
– Если бы по голове – укатилась бы в степь голова!
– Хорошо… Значит, он в своем уме, – облегченно вздохнул Тэмучин. – А ты, Джэлмэ? Тебя бешеная лисица не искусала часом?.. Опять меня сватать пришли?
Вмешалась Ожулун:
– Ты зачем это так яришься? К чему на слуг своих верных без причины страх нагоняешь? Погляди: у них все поджилки ходуном! Один нищий харачай делает, что хочет: у него воли хоть отбавляй, да кроме воли нет ничего! – она говорила, словно железо чеканила. – Никто не собирается встревать в твои военные тайны и дела! А вот на ком жениться – это не только твое дело, это обычай предков, это жребий хана!
Тэмучин глянул на Борте – плечи ее тряслись.
– Не плачь, Борте! – повысил голос Тэмучин.
– А я не плачу! – повернула лицо к огню старшая жена, она смеялась.
– Тогда не смейся! – клокотала ярость в его груди. – Иди отсюда!
Но Ожулун рубанула ребром ладони теплый воздух сурта, как бы пресекая уход Борте, и та, уже вскочившая, изготовившаяся к бегству, опустила глаза и сама опустилась на войлок.
– Где это видано, чтоб родовитый хан выбирал себе жену, как боевую лошадь? Твоя судьба определена Всевышним Богом-отцом, затем Господом Джылга-ханом… И они, я думаю, не испрашивали у тебя совета, где тебе родиться: среди джирдженов или среди монголов. Так?
– Да уж, – он поглядел на донышко пустой чаши.
Ожулун взяла из его рук чашу, наполнила ее кумысом и вернула, говоря на ходу:
– Мы – это я, твоя мать, Борте – твоя старшая жена-хотун и два поверенных – Джэлмэ и Мухулай решили взять Гурбесу-хотун к себе в ставку. Прежнее ее положение, ее высокий чин обязывают нас лишь воздать ей должное. А тебе ее никто навязывать не собирается.
– Пхе! – недоумевая, Тэмучин хотел скрыть это. Он плеснул глоток кумыса в огонь, отпил из чаши и засмеялся так, что кончики усов западали в широко раскрытый рот, а на снеговой белизне зубов забликовало пламя очага.
Соратники тоже хохотали, и головы их отбрасывали тени, которые метались по стенам сурта, как колотушки для сбивания кумыса.
– Довольно веселиться! – успокоила их Ожулун. – Вы воины, а не весенние девицы! Замолчите!
И когда смех выдуло из сурта словно сквозняком, продолжала:
– Теперь, хан, мы сильны как никогда и нам нет нужды в кэрэитах – они готовы растерзать своих, как стая стервятников своего слабого! Пусть знают место – мы отдадим Ыбаху-хотун заслуженному воину Джаргытаю! Она коротка умом для своего нынешнего положения, для того, чтобы зваться хотун. Это будет осаживать и других своенравцев, их немало. Согласен?
Хан слышал, что со времен предков водился обычай дарить своих молодых жен отличившимся военачальникам, и относился к этому, как
