нельзя скрыть глупости! О, воистину глуп тот, кто считает себя хитрее других!
Ожулун подошла к нему и показала рукой ладонью кверху:
– Встань, бедняга Усун-Туруун! Пока ты будешь каяться в несодеянном и неслучившемся, оно случится и содеется! Пора в путь!
Старик встал, прикрывая левой рукой левое же колено, лицо его являло само смирение.
– Что ты там прячешь под рукой? – заинтересовалась Ожулун.
– Штаны лопнули, – растерянно ответил Усун-Туруун, – прямо на коленке…
– Уж больно ты усерден в ползаньи на коленях! – съязвила Ожулун. – Почему так обносился: скуп или беден?.. Как будто мы тебя обошли почестями и богатством.
– Кому чужды излишества, тому не страшны лишения! – бодрясь, отвечал старик, но ладонь от лоскута на колене не отнимал.
Тогда Ожулун ласково улыбнулась ему, достала из сундука шаровары тонкой козлиной кожи и милостиво протянула Усун-Турууну.
– Держи ханские! В дороге переоденешься – скачи!
– Ты сказала! Я услышал! – старый воин удалился, а хотун-хан словно бы ожила и повеселела: тугодум-то он известный, но каков служака! Побольше бы таких – исполнительных и бессребреных. Она ожила и вот едет по вытканной разноцветьем степи, где еще не потемнел ковыль и не забронзовела полынь, над которой еще высоки и легки барашки облаков в небесной лазури – простор и воля…
Земля Айыы, превращенная в ристалище, – на все ли это времена?
Как укрепить строй жизни степных людей?
Сколько можно жить в постоянном ожидании беды, окружая себя караульными, надежность которых не всегда выдерживает проверку делом? Сколько можно сторожить самим себя?
После разгрома найманов чингизиды видят из тьмы горящие взоры вождей великих соседей – они горят зеленым огнем злобы и зависти: что удержит их от искушения осадить набирающих силу выскочек?
Обо всем этом Ожулун намедни спрашивала сына, а он отвечал ей:
– Надо бить их, пока они не объединились как раз в то время, когда внутренняя наша жизнь с ее неустойчивостью дает им повод рассчитывать на военный успех…
– Значит, опять война? – робея, как девочка-подросток, идущая по ночному лесу, уточнила несомненное и очевидное Ожулун. И великий человек – ее сын и вождь – отвечал ей:
– Опять война… Что делать? На то не наша воля. Нас вынуждают.
Ах, как же хорошо было в старину – Хайахсын поведала ей многое из того, что знала о старине! Разве сравнишь давние войны и нынешние! Те похожи на детские игрища. Мать Хайахсын сказывала ей, что от каждой стороны враждующих выходили на поединок по одному батыру. Поединки шли в присутствии всех воинов или населения осажденного города, которое вываливало на крепостные стены и с криками, воплями, угрозами и оскорблениями супротивных наблюдало за поединком. Сам бой шел по образцу большого сражения: сначала – перестрелка, потом – рукопашная, где в ход идут все подручные средства, а если рукопашная повергала одного из поединщиков
