ценят только у нас: за нее убивают… Вот, к примеру, послушайте:
Пружины ржавые опять пришли
вдвиженье,
Законы поднялись, хватая в когти зло,
На полных площадях, безмолвных
от боязни,
По пятницам пошли разыгрываться
казни,
И ухо стал себе почесывать народ
И говорить: «Эхе! Да этот уж не тот».
Как вам? Разве не наводит на нехорошие мысли?
Кто «этот» и кто «тот»?
– Это Мандельштам? – спросил Саша.
– Это из «Онегина», да? – спросил Лева. – Ой, нет, прошу прощения, совсем не похоже… Это, должно быть, из «Годунова».
– Это «Анджело», – сказала Анна Федотовна, – поздняя, мало оцененная его поэма… Может, и в вашей рукописи написано что-нибудь подобное… А вот еще – хотите?
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь. —
И декламацию свою закончила неожиданным выводом, которого ни Саша ни Лева не поняли: – Это про Абрамовича…
– Нет, – сказал Лева, – это все несерьезно. Не может быть, чтоб из-за такой ерунды… Да вы зайдите в любой книжный магазин! В газетный киоск загляните! Там такое продают. . там такое пишут. .
– Да, – сказала старуха, – но, возможно, дело не в том, что пишут, а в том, кто пишет… Пушкина всякий режим прибирает к рукам. Раньше из него делали богоборца и коммуниста, теперь – ура-патриота, который круглыми сутками только и делал, что разоблачал врагов народа и лизался с Николаем; у них получается, что и «православие-самодержавие-народность» он придумал, а не пидорас Уваров. . Они не хотят, чтобы люди узнали, что он написал нечто крамольное с точки зрения нынешнего режима… Кинжал Лувеля и все такое… Варенье-то кушайте… (Поздний завтрак незаметно и плавно перетек у них в обед, а обед в ужин.)
– Кто такой Лувель? – спросил Саша.
– Погодите, погодите, – сказал Лева и отодвинул от себя хрустальную розеточку с вареньем несколько нервно. – Я хочу разобраться с «этим» и «тем». Ведь он Николая-то все-таки любил… «Он бодро, честно правит нами…» А Александр – «плешивый щеголь, враг труда», и это еще самое мягкое… Так почему вдруг «этот уж не тот»?! (Похоже, Лева из купленной в «Букберри» популярной книжки почерпнул несколько больше, чем Саша.)
– Да, он поначалу-то и вправду Николая высоко ставил, особенно в сравнении с Александром, – согласилась Нарумова, мягко подвигая розетку с вареньем обратно к Леве. – На Александра зуб у него был личный, из-за ссылки, да и вообще Александра не любили: развалил, мол, страну, к власти пришел нечестно. .
– Нечестно – это, Анна Федотовна, очень мягко сказано. Папашу родного укокошил…
– Ну, положим, Николай тоже получил власть не по закону, – заметила старуха. – Право на престол было у Константина; Александр своим волевым решением отдал трон Николаю, как вещь. . Короче говоря, в «Годунове» и в «Шенье» он ужасные вещи
