позднее, что вся эта кровь имела один источник. Как раз справа от крыльца кустарник выглядел поломанным, измятым, будто туда кто-то упал. Оставшиеся там кровавые брызги, казалось, подтверждают такое предположение. Эксперт их не заметил. Как не взял и проб из лужиц крови в непосредственной близости от тел в гостиной и на лужайке, предположив, что во всех этих случаях кровь принадлежит ближайшей жертве – а ее образец он в любом случае получит от коронера. Это следует из позднейших показаний Гранадо.
Всего Гранадо взял сорок пять проб крови. Тем не менее по некоей так и не проясненной причине он не стал выявлять подтип двадцати одной из них. Если это не сделать в течение недели-двух после взятия пробы, анализ бесполезен: компоненты крови разрушаются.
Позже, при попытке воссоздать ход событий во время убийств, оплошности эксперта вызовут немало проблем.
Незадолго до полудня приехал все еще одетый в теннисный костюм Уильям Теннант, и полицейские провели его через ворота. Эта прогулка стала кошмаром наяву: ему показывали один труп за другим. Юношу в автомобиле Теннант ранее не видел, но опознал в лежащем на газоне мужчине Войтека Фрайковски, а в женщине – Эбигейл Фолджер; тела в гостиной были опознаны им как Шэрон Тейт-Полански и, вероятно, Джей Себринг. Когда полицейские приподняли окровавленное полотенце, лицо жертвы оказалось настолько обезображено ушибами, что точно определить личность не удалось. Теннант выскочил наружу, и ему стало дурно.
Когда полицейский фотограф завершил работу, другой офицер вынул простыни из бельевого шкафа и накрыл ими тела.
За воротами ожидавшие развития событий репортеры и фотокорреспонденты собрались уже десятками, непрестанно подъезжали новые. Машины полиции и прессы настолько запрудили Сиэло-драйв, что нескольким офицерам велели устранить создавшийся затор. Когда, всхлипывая и держась за живот, Теннант пробивался сквозь толпу, репортеры обрушили на него шквал вопросов: «Погибла ли Шэрон?», «Ее убили?», «Сообщил ли кто-нибудь Роману Полански?» Уильям молчал, но ответы ясно читались на лице.
Однако не каждый из побывавших на месте преступления проявил такое же нежелание говорить.
– Как на поле битвы, – заявил репортерам сержант полиции Стэнли Клорман, чьи черты были искажены испытанным от увиденного шоком.
Еще один офицер, имя которого осталось неизвестным, обронил:
– Словно какой-то ритуал, – и эта единственная ремарка легла затем в основу невероятного количества самых отвратительных измышлений.
Новость об убийстве распространялась подобно волнам, расходящимся от эпицентра землетрясения.
«Пятеро зарезаны в Бель-Эйр», – гласил заголовок первой заметки, переданной по телеграфу агентством Ассошиэйтед Пресс. Она появилась еще до того как стали известны имена погибших, и тем не менее верно описала расположение тел; отметила перерезанные телефонные линии; объявила об аресте подозреваемого. Были и ошибки; одна фраза, которую часто повторяли
