поволок пса прочь из загона.
Вот тебе и плата за верность. Широков почувствовал, как у него перехватило горло. Он гулко сглотнул.
Мужик в шляпке выволок Серого за забор, громко хлопнул дощатой дверью – что он хотел выразить этим обозленным хлопком, было непонятно. Может, не он был должен деньги, а должны ему, либо пообещали дать больше «деревянных» за погубленного Серого, а дали меньше или же произошло что-то еще – не понять… Широков протиснулся сквозь толпу и выбрался на шумную базарную площадь.
Впрочем, по сравнению с загоном не такой уж и шумной она была – тут торговали рыбой шустрые скуластые бабки с древними татарскими лицами, молодайки предлагали разную домашнюю снедь (а вообще они могли торговать чем угодно даже марихуаной, это Широков знал по собственному опыту). Мужики цыганистого вида с загадочными темными глазами продавали дыни. У них было много дынь…
Дыни в последнее время на рынке появились диковинные, с округлыми рельефными вздутостями по всему телу, очень похожие на маковки шатров, которые раньше здесь любили расставлять степные ханы, были они сладкие и душистые – вывели их, говорят, в Дагестане, наряду с этими ханскими дынями продавали и «колхозницу». Только теперь знаменитая дыня почему-то называлась не «колхозница», а «бакинка», словно бы кто-то решил окончательно расправиться с нашим прошлым, со страной, которой не стало, и таблички теперь меняли не только на улицах и зданиях, но и на товарах потребления. Добрались и до дынь.
Хозяин Серого волок своего «верного друга» за угол базарной площади, пыхтел на ходу и обливался потом.
– Эй, приятель, – быстро догнав его, выкрикнул Широков. – Погоди-ка!
Мужик в шляпке, не останавливаясь, оглянулся с недоуменным видом. На земле от Серого оставался темный кровяной след.
– Подожди минутку! – Широков повысил голос.
На этот раз мужик остановился, развернулся к Широкову грудью, будто хотел задержать врага.
– Ну? – проговорил он угрюмо.
– Пес-то хоть живой? – спросил Широков, сунул руку в карман куртки, достал оттуда тысячерублевую зеленую кредитку. – Держи!
Мужик взял кредитку, недоуменно посмотрел на нее.
– А хрен его знает, живой или нет? – равнодушно проговорил он.
Широков нагнулся, приподнял у Серого окровавленное веко, заглянул в тускло засветившийся глаз. Глаз был живой. Широков чуть было не воскликнул: «Держись, друг, не умирай!» – но не воскликнул, вместо этого сказал лишь:
– Я забираю его у тебя.
– Давай еще тыщу и бери, – заявил мужик.
У Широкова что-то защемило в груди – денег у него и без того было кот наплакал, на счету находилась не то, чтобы каждая тысяча – находилась каждая пятидесятирублевка, но он, не колеблясь, достал из кармана еще одну кредитку, сторублевую, – знал породу таких мужиков, как этот тип
