думать, что вы делали предложение какой-нибудь Натали, и вам отказали, мой друг!
– Ну-ну-ну, «отказали»! – притворно возмущается Пушкин. – Дурак я делать предложение в таком доме, где мне откажут? Тем более что в «Москве ведь нет невестам перевода»… Еду в Петербург на днях.
– Где ваша Оленина? – язвительно вспоминает Анет.
– Какая же она моя? Нет, она совсем не по мне. Правда, одно время она мне очень нравилась… И я охотно бы выпил стакан рейнвейна на ее свадьбе с кем-нибудь другим, но не со мной.
– Хотите рейнвейна? – живо вставляет Осипова. – Есть у меня бутылка. Зизи, принеси! И стакан!
Зизи уходит в дом. Пушкин быстро вскакивает, захватывает пригоршни опавших листьев, осыпает ее сзади и хохочет. Зизи грозит ему пальцем и скрывается в дверях дома.
– Что значит старинная дружба, Прасковья Александровна! – говорит Пушкин, касаясь пальцами плеча Осиповой. – Вы меня поняли с одного намека. Я вспомнил ящик прекрасного рейнвейна, который дал мне на дорогу в Арзруме мой Раевский.
– Александр… Сергеич, я все-таки не хочу верить, что вы к нам ненадолго. Ведь осень – ваше любимое время, а теперь она такая сухая, теплая… – вкрадчиво отвлекает его к настоящему от прошлого Осипова.
– Это-то и плохо! Я буду только ходить, ходить… ходить!
– Прекрасно! Чем же плохо? Будем ходить вместе! – сразу предлагает Анна Николаевна.
Зизи, которая приносит бутылку и стакан, добавляет:
– Будем ездить верхом!
– Будем искать маслят! Есть еще грибы! – вторит ей толстая Анет.
– С наслажденьем выпью вина… – говорит Пушкин, наливая себе стакан. – Ну, какие уж теперь грибы… А писать, писать лучше в Петербурге, чем здесь. Теперь там погоды сквернейшие! Дожди, дожди, дожди… Ветер с Невы. Разводы войск в присутствии его величества… Булгарин ругается в своей «Пчеле»… А ты себе лежишь на диване в трактире Демута и пишешь, пишешь, пишешь, пишешь, ух! – И он чокается с чашкой Осиповой и пьет.
– За то, чтобы вы написали как можно больше! Вам теперь есть о чем писать! – желает ему Осипова.
– Да, вот и вы тоже, как Паскевич! Он думает, дурак, что я буду писать об его победах! Не буду! Ни за что не буду! – отрывисто, между глотками, говорит Пушкин.
– И в самом деле, что мы приобрели благодаря солдафонству молодого царя, которое я ненавижу? Только Грибоедова потеряли! – либеральничает псковская и тверская помещица.
– Извините! Паскевич приобрел миллион и жезл фельдмаршала, граф Дибич приобрел тоже миллион и жезл фельдмаршала… Мало вам, – разъясняет ей Пушкин.
– Неужели по миллиону обоим? – изумляется Анет.
– Александр Сергеич, а что бы вы делали, если бы вам дали миллион? – любопытствует Зизи.
– Должно быть, проиграл бы в карты, – не задумывается над ответом Пушкин.
– Как? Целый миллион? – пугается Анет.
– О,
