Титова 11-ти лет из Москвы в Магадан в 1944 году заняло полтора месяца: две недели на поезде Москва – Владивосток, месяц томительного ожидания парохода в бараках Находки, 5 дней морского перехода через Охотское море.
«Дальстрой». Попутчицы
Путешествие моё в Магадан началось 11 июня 1944 года, т. е. ровно через шесть лет после ареста мамы.
Только в 1944 году, через год после освобождения из лагеря (1-го июня 1943 года), Анна Розанова добилась разрешения на приезд сына в Магадан. Мои бабушка и дедушка Розановы, тётя Маня и тётя Вера были озабочены одной мыслью – как послать 11-летнего мальчика в Магадан. Время не простое, идёт война, и люди думают о том, как прожить, выжить, где достать продукты, как «отовариться», как использовать неотоваренные талоны карточек, как экономить на всём. Ведь всё было по карточкам и по талонам – и хлеб, и сахар, и соль, и мыло, и обувь, и одежда, и керосин, и спички. А от Владивостока до Магадана ещё надо плыть Охотским морем. Это был край света рядом с Аляской…
Бабушка и дедушка идут в «Дальстрой» (Главное Управление Строительства на Крайнем Севере НКВД СССР), просят, пишут заявления, и, наконец, нашлась одна женщина, которая соглашается взять меня с собой. У неё муж освободился из заключения, и она с дочерью 17–18 лет собирается ехать к нему на далёкий колымский прииск. Путь был неблизкий, она долго колебалась, брать меня или нет. Её пригласили к нам в гости, к тёте Мане на Солянку, угощали. Когда её обступили все мои родные – и благообразный дедушка, похожий на Ленина, и седая бабушка, и научные тётки, – Мария Васильевна Дмитриева дрогнула и после общего плача… отказалась меня взять, так как родственников было много, и ответственность на её душу ложилась огромная.
Она ушла. И все остались в расстройстве.
Всё-таки Марию Васильевну бабушка уговорила. Я был мальчик тихий, напуганный войной и худой, и это был основной фактор, почему она меня взяла. Главным препятствием к такому решению была её дочь, которая не хотела лишней обузы для мамы в такой дальней дороге.
Сборы. Матрасик
Мне насобирали в дорогу питания в виде консервов. Дедушка, исходя из эвакуационного житейского опыта, сделал расчёт на 30 дней. Несколько банок консервов принесли старые друзья дедушки из Наркомпроса. В рубашку бабушка зашила мне 350 руб. и на руки дали 150 руб. Марии Васильевне вручили 750 руб. Основные деньги – тысячу рублей – дала на моё путешествие тётя Вера, она их выручила от продажи разрушенной немцами дачи в Новом Иерусалиме.
В дорогу меня собирали обстоятельно. Надежд на то, что моя мама после лагерей сможет вернуться в Москву, не было, и поэтому решили послать ей самое ценное, кроме меня, что сохранилось у бабушки из её вещей. Бабушка сшила прочный продолговатый мешок, в который были уложены отрезы сукна и ещё какой-то материи, которые получала мама как спортивные призы ещё до ареста. Кроме отрезов, в мешке были валенки и модельные туфли. Я вёз маме и её Диплом об окончании ГЦИФК. Я думаю, что на Колыме Анна Розанова была одна с высшим физкультурным образованием.
Мешок, сшитый
