порту шла торопливая, нервная погрузка парохода.
«Джурме» надо было выйти в море до полудня, чтобы на следующий день засветло пройти пролив Лаперуза. Пассажирам приказали все крупные вещи сложить в огромную грузовую сетку, которая лежала на пирсе и была вся в белом – в ней только что грузили в трюмы мешки с мукой. А пассажирам велели приготовить билеты и без вещей идти на корабль по трапу, который предательски раскачивался и скрипел на свежем морском ветру.
Во время погрузки на борт «Джурмы» пассажирам представилась ужасная картина. Подъёмный кран поднял сетку с 50–60 чемоданами, баулами и тюками, и крановщик начал поворачивать стрелу, чтобы опустить груз на палубу. Как только сетка зависла над водой, она вдруг с одной стороны лопнула или развязалась, и багаж посыпался в воду. Раздался общий крик, крановщик резко дёрнул стрелу, сетка качнулась, и всё, что не успело упасть в море, крановщик с треском вывалил прямо на палубу. Часть вещей утонула, тюки и чемоданы плавали между пирсом и бортом корабля.
Маминым отрезам, туфлям, валенкам и мне опять повезло: я свой «матрасик» на пароход нёс на себе, перекинув его поперечную лямку через шею и плечо, а сам «матрасик», сложенный пополам, был у меня под мышкой. Руки у меня были свободны, и я крепко держался за верёвки трапа.
В пассажирском трюме, куда нас сразу затолкали, мы быстро, бегом занимали деревянные нары, устроенные в три яруса. В трюме резко ударял в нос запах карболки. На каждый отсек нар укладывалось по четыре человека. Мы поместились вчетвером – Мария Васильевна, её дочь, я и ещё какая-то тётя. Первый ярус нар был в полуметре от пола. Мы были на третьем ярусе, под нами уже сидели люди, погруженные раньше нас.
Последняя группа пассажиров залезала уже на верхние нары. Кругом раздавались крики и плач детей, люди толкались и громко спорили из-за мест на нарах, и я тоже начал реветь, когда какой-то военный дядя, руководящий погрузкой, заглянул к нам наверх и стал проверять, есть ли ещё свободные места. Вещи, сброшенные с палубы, валялись кучей около лестницы трюма, но пассажирам забирать их не разрешали. Люди в военной форме отгоняли женщин, которые хотели взять свои тюки и чемоданы. На каждой вещи ещё в Находке бывалые пассажиры нашили матерчатые холщовые заплаты или прикрепили деревянные дощечки с указанием фамилии, имени, отчества и адреса назначения.
Море
Наконец крики, детский плач и ругань улеглись, в чреве корабля что-то застучало, пароход слегка задрожал – мы выходили в море.
Охотское море дало самые яркие впечатления от всего путешествия.
Море, а тем более Охотское, я видел впервые.
Погода была тёплая, летняя, тихая, нас почти не качало, и я с другими мальчишками торчал целый день на палубе, смотрел, не отрываясь, за борт, где скользили белые барашки волн, и от этого слегка кружилась голова. Тогда мы начинали разглядывать палубу, мачты, надстройки и весь наш корабль.
Пароход
