формировался аппарат только что созданного Латвийского государства, проблем с кадрами не возникло. В Литве такие проблемы были, а в Латвии – нет. Вам требуются генералы? Полковники? Причем с богатым боевым опытом? Сколько угодно! Окончившие Академию Генерального штаба России[63]? Пожалуйста! К примеру, генерал Мартыньш Пеникис, главнокомандующий Латвийской армией. То же самое – в Эстонии. Первый командующий Эстонской армией генерал Лайдонер – также выпускник Академии Генерального штаба, успевший послужить в царской армии. Нужен управляющий сетью железных дорог? Да вот же Паулюк! У него опыт – был заместителем начальника Уральских железных дорог; вся железнодорожная сеть Латвии не превышает размеры одного участка той магистрали. В Латвию возвратились многие высокообразованные специалисты из Петербурга, Москвы и других российских городов. Из Харькова вернулись выдающийся лингвист Янис Эндзелин, композитор Андрей Юрьян… Эти люди, получившие образование в царской России, сразу же оказались востребованы в Латвии и, несмотря на более узкие рамки, прекрасно себя чувствовали в небольшой, но своей стране.
Джордж Кеннан, в свое время посол Соединенных Штатов Америки в Советском Союзе, выпустил объемистую книгу воспоминаний, в которой о Риге межвоенного периода сказано, что это был прекрасный город с многими религиями и конфессиями, множеством языков. И дальше он пишет: Улманису все это было не по нраву, тот довел Ригу до уровня посредственности, и эта серость сохраняется поныне.
Знал ли Кеннан настолько хорошо рижскую ситуацию? Он жил в Риге с 1931 по 1933 год, – до 1933 года у Америки не было дипломатических отношений с Советской Россией, и Рига была его, так сказать, наблюдательным пунктом.
В первое время после государственного переворота, совершенного Улманисом, в университете еще разрешалось читать лекции на русском и немецком языках, но затем разрешен был только латышский, и европейский дух начал понемногу выветриваться из университетских стен. В этом можно убедиться, хотя бы сравнив издания научных трудов Латвийского университета 1920-х и первой половины 1930-х годов с соответствующими изданиями улманисовского времени. Все сузилось многократно. Конечно, пришло и новое поколение блестяще образованных людей. С некоторыми его представителями, такими, как Айна Нагобад-Абола или Улдис Германис, я встречался в эмиграции.
Из постоянных клиентов «Универсала» память сохранила еще одну группу: это были японцы, от шести до восьми человек, которых нам было довольно трудно отличить друг от друга; все они состояли при посольстве Японии в качестве секретарей. Объявившись в Риге, они поселились в Московском форштадте в русских квартирах с православными иконами в красном углу, со всем прочим, что принадлежит к русскому укладу и обычаям. С этими молодыми людьми занимались учителя русского языка и литературы, а также преподаватель географии и истории России, бывший белогвардейский офицер, живший в Риге. Через полгода все эти секретари уже объяснялись по-русски,
Николаевская академия Генерального штаба – высшее военное учебное заведение в Российской империи.
