традиции не исключало радикальной переинтерпретации и даже отторжения многих ее элементов: в частности, как отмечает А. И. Резниченко, о. Георгий Флоровский «декларирует собственную онтологическую модель как антивсеединство и антисофиологию, он уже полагает концепты и конструкции русской религиозной метафизики внутрь своих построений – пусть даже как антитезис к тезису»[160]. В данном случае «анти-» здесь означает не «против», а «вместо».
Говоря о «подвиге русской философии», который состоял в том, что она в лучших своих проявлениях смогла противостоять идущей с Запада секуляризации сознания, А. Л. Казин так определяет ее вершинное достижение: «фундаментальный принцип нашей философии есть принцип верующего разума. Утверждая себя именно как ум, то есть как рефлексивное (различающее себя и своё отношение к бытию) мышление человека, русский ум в то же время хочет оставаться частью православной души, направленной к Богу как держателю всего сущего. Иными словами, русская философия со времени своего возникновения и по сегодняшний день сопротивляется картезианско-кантовскому трансцендетальному соблазну – сводить (редуцировать) мир к человеку или даже вовсе выводить весь мир из него»[161]. Но и в других своих мировоззренческих направлениях русская философия всегда остается именно духовно-практическим усилием, не позволяющим человеку и его разуму оставаться в своей «мертвой», самодовлеющей самотождественности, в иллюзии «всепонимания».
Тем самым, русская философия практически опровергает странный тезис о том, что якобы «философия самостоятельно не имеет (онтологически не имеет) возможности осмыслить и описать опыт преображения человека. Мы вынуждены строить некий гибридный дискурс, собственно антропологический сплав религиозного опыта, философской рефлексии и художественного творения»[162]. Философия вообще изначально и является таким уникальным «гибридным дискурсом», выработанным человечеством именно с целью синтеза различных типов опыта. А «духовно-практический» характер русской философии определяется в том числе и ее особой насыщенностью религиозным и художественным опытом.
Акцентированный «духовно-практический» характер оригинальной русской философии, основанный на императиве преображения человека, опирается на ее базовое гносеологическое открытие, которое парадоксальным образом в равной мере свойственно как православным философам, так и русским марксистам. Наиболее четко оно было формулировано в известной обобщающей работе С. Л. Франка: «В русской философии были установлены фактически совершенно новый критерий истины и соответствующая ему познавательная способность. Им стало понятие опыта, по не опыта как чувственной очевидности, а как жизненно-интуитивного постижения бытия в сочувствии и переживании. Ивану Киреевскому принадлежит заслуга начального развития теории “живого знания”, которая потом имела большое значение для его последователей… Всю русскую мысль пронизывает понятие жизненно-интуитивного
Резниченко А. И. О смыслах имен: Булгаков, Лосев, Флоренский, Франк et dii minores. Μ., 2012. С. 95.
Казин А. Л. Основной принцип русской философии. «Артмир» по Достоевскому. СПб., 2004. С. 21–22.
Смирнов С. А. Проблема преображения в философии. Предварительные заметки к исследованию // Электронный альманах о человеке / Эл. ресурс: http://antropolog.ru/doc. php?id=518.
