много лишнего, чего в Саратове говорить не следовало. На допросе в совестном суде она показала только, что крестьянка их Елена Степанова нынешнею Пасхою, «неведомо отчего, будучи в беспамятстве, начала выкликать, что будто она, Козырева, ее попортила; что вследствие этого старостою своим и была вызвана в дом этой кликуши, где над нею священник Николай Петров читал какую-то книгу, а кликуша, вырвав у него ту книгу, ударила оною её, Козыреву, в лоб так сильно, что она с ног упала; потом, таская её за волосы, кричала, чтоб её вон выгнали; что затем поп и староста спрашивали ее, за что она испортила Степанову; что она, как за собою не ведавшая, ни в чем им не призналась; что в оправдание свое говорила: если она им кажется подозрительною, то б поставили ее вместо наказания на трое суток в часовню; что через несколько времени затем призвали ее на сход и истязали самым бесчеловечным образом, так что она уже ничего не помнит – ни того, что она говорила на сходе, ни того, как возили ее в Вольск, ни того, что она там говорила на суде».
Совестный суд обратил внимание в первой мере, конечно, не на «колдовство и чародейство», а на истязание самой чародейки, на причины, побудившие ее добровольно назвать себя колдуньей, и на ту бессмысленную роль, какую играли в этом деле власти города Вольска. Совестный суд поставил им на вид важные упущения по этому делу, именно то, что чародейка «при мирском сходе была бесчеловечно избита», а потому следовало освидетельствовать эти побои, между темь вольские власти не говорят об этом даже ни слова в бумаге, при которой прислана в Саратов чародейка, «каковыми неосновательными бумагами делается совестному суду единое затруднение и лишняя переписка», заключает совестный суд, и тут же советует вольским властям быть осмотрительнее. Затем совестный суд нашел, «что хотя мнимая чародейка и показала в совестном суде, что она в тех злодеяниях, коими изобличается, совсем безвинно, а что-де она показывала по представлении её в нижний земский суд (т.-е. в Вольске), того она от смертельных побоев, кои ей учинены были при сходе, совсем не помнит; но как и оное не может быть, чтоб вся деревня согласилась ее оклепать напрасно, почему совестный суд и доходить, что она, Козырева, для какой-нибудь своей корысти от глупости похвалялась выдуманными какими-либо чародействами прежде, с чего и в Вольском нижнем земском суде показала, что она под властью своею имеет нескольких дьяволов, а наконец одумавшись, в совестном суде совсем от прежде ею показанного отперлась, как выше сего значить, ссылаясь на причиненные ей побои, от коих будто б была без памяти; но как прежний допрос её почти на трех листах да и с показанием старосты сходствует, чего в беспамятстве человеку показывать нельзя, чем самым более подало сомнения совестному суду, что она прежде таковым чем-либо похвалялась, что по вкоренившемуся в народе низкого состояния суеверию и казаться может для их за истину; и тем самым подала повод всем, кои из прихоти ль иль может быть по тогдашнему праздничному времени иные в пьянстве – последнее кажется вероятнее – оклеветать себя, – чево
