прямо из воды вырастала березовая роща. Он направил лодку прямо туда. Лишь бы дотянуть. Вася уже не завидовал океанским одиночкам, безумным мореплавателям. Он был сыт по горло этой романтикой плаваний.
Лодка достигла рощи, сначала той, что отражалась в воде, и серебро это все заволновалось, закачалось. А потом уже лодка вошла и в настоящую рощу, поплыла прямо между берез, ткнулась в сук, затем напоролась на корягу, но – обошлось, вода не хлынула в лодку. Вася лавировал среди берез, отталкивался рукой от стволов, ломал ветки, Валя пригибалась, подавленно молча. Это было похоже на блуждание в лабиринте. Только лабиринт был березовый. Вася ненароком вспомнил крестики тех мужиков, про которых рассказывал фермер… Бедняга фермер. Его все прижимали и обдирали. А окончательно разорили те, кого он приютил. Как же так вышло?.. Вася и сам не знал. Да что уж теперь… Как говорится, снявши голову, о волосах не плачут. Или – плачут, но лишь здесь, в этих березовых лабиринтах.
Вася оглянулся назад, чтобы проверить, видна ли река. И не увидел большой воды. Так куда он пробирается? Может, кружит на месте. Где земля, где река?
И в этот миг раздалось грубое: «Кракх!» В вышине замелькали черные крылья, будто чернь берез собралась и сорвалась птицей. Это был ворон. Он летел над кронами.
– Вот дерьмо-то, – бормотал Вася. – Где суша? Должна же эта вода кончиться?
Он вытащил одно весло из уключины и попытался измерить глубину, но не смог достать дна.
– Все, – сказал Вася, – я больше не могу.
Он вогнал лодку между двух берез, покачал ее, проверяя, крепко ли она застряла, и сказал, что они будут ночевать прямо здесь, на воде, то есть дневать, ну, отдыхать. Валя чуть слышно спросила, а как же костер? Ей нужно высушить обувь, носки, штаны… Вася велел ей снять все мокрое и завернуться в одеяло, постелив бумагу.
– Ой, нет, – пролепетала Валя, – а как же наша поэма?
– Какая, прлоклятье, еще поэма? – спросил Вася.
– Бумага размокнет, – ответила Валя.
– Она проклеена пленкой… Ладно, постелим на дно целлофан.
Так они и поступили. И на целлофан положили бумагу. Валя стащила обувь, носки, штаны, хотела снять и трусики, но Вася остановил ее, сказав, что они на ней и просохнут. Валя завернулась в одеяло. Вася укрыл ее и вторым.
– Ну, – спросил Вася, – тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, крласавица?
– Еще нет, Ф-Фасечка, – ответила она.
Губы ее прыгали, плечи тряслись.
– По тексту не так, – сказал Вася. – А вот как: не видишь, старый хрыч, совсем продрогла? Дерьмо, зараза.
– К-какой же ты старый, – возразила Валя.
– Ты что, «Морозко» не смотрела? – спросил Вася.
– С-смотрела… – отвечала, трясясь, Валя.
– Эх, – посетовал Вася. – Надо было купить этого дерльма, водки, зараза. Сейчас бы согрелись. Или там бренди, рома, спирта, что пили эти морские
