ты – все равно. Никто не станет вникать в смысл сказанного, никто не станет пытаться ощутить твой внутренний мир. С людьми мы или без – мы все равно одиноки. Одни, но со всеми.
Кстати, я обещал писать вечером, а пишу утром. Не мог удержаться. Мне так много хочется тебе рассказать, но еще больше мне хочется слушать. Я хочу знать, в кого влюблен. Я хочу знать, чем ты дышишь. Я хочу дышать одним и тем же воздухом, одними и теми же мыслями с тобой и видеть тоже, что и ты. Я хочу писать такие же стихотворения. Я надеюсь, ты научишь. Я был очень черствым. Израненная душа огрубела и стала взрослой. Стала закрытой. Посмотри на детей – они говорят только то, что думают. Им претит потворство. Если они и лукавят, то по ерунде. Самих же себя они скрывать не умеют. А потому плачут, требуют, капризничают. Ну и так далее. А взрослые похожи на истуканов. Корчат непреклонные маски. Делают вид, что не переживают. Все копят и скрывают внутри, играя в серьезных. Я ненавижу таких людей. Хочется подойти и ударить такого человека, чтобы выбить из него хоть слезинку, хоть что-то…
Я оставил письмо не отправленным на два часа, выходил в магазин. У меня еще есть деньги на продукты, правда они быстро тают, и я все еще думаю, каким образом зарабатывать. Я вынужден буду это делать, лишь потому, что мир захвачен людьми. В мире свободным, я был бы волен собирать плоды с деревьев или заниматься охотой. Но мир захвачен бетоном и камнем, и, конечно же, людьми, которые следят за тем, чтобы наша каменная оставалась прочной. Я вот думаю, что деньги мне ни к чему, что мне следует просто брать продукты и все. Но я пока не решил…
Так вот, я вовсе не о том. Я хотел рассказать, как идя по улице, я увидел на площадке несколько мальчишек, которые играли в войну. Маленькие дурачки, стреляли друг в друга из воображаемых орудий. Один из них так отчаянно изображал раненного, что даже мне стало его жалко. Мне стало интересно, зачем он это делает. И я подошел к нему, нагнулся и спросил:
– Нравится ли тебе умирать?
Сначала непонимающий взгляд, сменился страхом. Я увидел, как расширились детские зрачки, и как он, потеряв дар речи, что-то пробубнил. Его друзья застыли и уставились на нас.
– Нравится ли тебе умирать?
Переспросил я мальчишку, и он отрицательно закивал головой.
– Но ты репетируешь смерть? Ты репетируешь смерть, а они – я указал на его товарищей – убийство. Вы все репетируете зло. Понимаете?
Нет, они не понимали. Один из них, который стоял дальше всего крикнул, что они изображают фильм. И я вспомнил, что и сам в детстве бегал с палкой. И стрелял. И умирал и убивал. И дрался, если кто-то не хотел верить в то, что он мертв.
Я очень жду твоего ответа. И я еще набрался смелости, чтобы предложить тебе встретиться. Так будет хорошо. Я думаю нам надо встретиться, я абсолютно уверен в своих чувствах, и тебе не зачем бояться, что я могут тебя разлюбить. Не могу и не смогу. Ты держишь меня в этом мире. И если я разлюблю – то умру.
Твой Ангел Хранитель
Послание
