лежит внутри. Впрочем, судебное следствие и не могло быть иным. Его целью было добиться ответа не на вопрос «почему», а на поверхностный вопрос «как».
Молодой человек отвечал толково, и его внимательно слушала вся аудитория, но какие-то побочные вопросы все время отвлекали его от основного, который для меня, например, являлся единственно важным. Допрос затянулся и начинал раздражать. Вас бы тоже раздражало, если бы должностные лица исследовали душу человека, выясняя, не виновата ли во всем только его печень. Дело комиссии было разбираться в последствиях, и, конечно, ни судья, ни два морских асессора ничем другим и не занимались. Я не говорю, что они были глупы или не подготовлены. Председатель оказался очень терпеливым и въедливым. Один из асессоров был шкипер парусного судна – человек с рыжеватой бородкой, вполне благожелательно настроенный. Другим асессором являлся Брайерли. Знаменитый Брайерли! Кто не слыхал об этом капитане известного судна, принадлежащего пароходству «Голубая звезда»?
Казалось, капитан чрезвычайно тяготился оказанной ему честью. За всю свою жизнь он не сделал ни одной ошибки, не знал случайностей и неудач. Он был из числа тех счастливчиков, которым неведомы колебания и неуверенность в себе. В тридцать два года он командовал одним из лучших судов торгового флота и считал свое судно исключительным. Второго такого судна и впрямь не было во всем мире; полагаю, если бы Брайерли спросили, он признался бы, что и такого командира, как он, нигде не сыщешь. Нет сомнений – выбор пал на самого достойного. Прочие люди, которым не дано было командовать великолепным пароходом «Осса», делавшим шестнадцать узлов в час, были в представлении капитана довольно-таки жалкими существами. Он спасал тонущих людей, суда, потерпевшие крушение, имел золотой наградной хронометр, который был поднесен ему по подписке, и бинокль с дарственной надписью, полученный за выдающиеся заслуги от какого-то иностранного правительства. Он хорошо знал цену и своим заслугам, и своим наградам.
Пожалуй, Брайерли мне нравился, хотя я знаю, что некоторые моряки и портовые служащие терпеть его не могли. Я нимало не сомневаюсь, что на меня он, как и на всех, смотрел свысока. Однако я на него не обижался. Видите ли, он презирал меня не за какие-либо мои личные качества. Я просто не шел в счет, ибо не был единственным счастливым человеком на земле – не был Монтегю Брайерли, владельцем золотого хронометра и бинокля в серебряной оправе. Я не был так искусен в мореплавании, как Брайерли, не знал цены себе и своим наградам, не говоря уже о том, что у меня не было такой черной ищейки, как у него. Эта собака, как и ее хозяин, являлась исключительной, ни один пес не относился к человеку с такой любовью и преданностью, как она. Несомненно, когда вас сравнивают с личностью такого масштаба, вы чувствуете раздражение. Но мне удалось избежать этого. Допустим, я хуже Брайерли, – рассуждал я. – Но ведь не только я один. Точно так же фатально не повезло и одному миллиарду двумстам миллионам других людей, и, подумав, я решил не обижаться на капитана за
