растворенного в безмерной бесконечности пространств, мне не ведомых и не ведающих обо мне, я трепещу от страха и спрашиваю себя, – почему я здесь, а не там, ибо нет причин мне быть здесь, а не там, нет причины быть сейчас, а не потом или прежде…
Пусть человек снова продумает о себе и сравнит свое существо со всем сущим; пусть почувствует, как он затерян в этом глухом углу Вселенной, и, выглядывая из чулана, отведенного ему под жилье – я имею в ввиду зримый мир – пусть он уразумеет, что стоит наша Земля со всеми ее державами и городами, и, наконец, чего стоит он сам. Человек в бесконечности, – что он значит?».
Сегодня наше состояние колеблется между двумя этими крайностями. Мы либо чувствуем себя ничтожествами, придавленными к крохотному клочку Земли, либо (очень редко) ощущаем свое единство с мирозданием.
Юрьев день: безвластие и свобода
…у партии теперь два крыла, левое и правое. Так может, она сымется, наконец, и улетит от нас к ядреной фене…
Самое удивительное – в радиусе более тридцати верст здесь нет никаких признаков власти. Это не сразу замечаешь, потому что на самом деле она оказывается не очень-то и нужна. Говорят, что в большом селе Заянье – дворов 150 с церковью и монастырьком – когда-то был участковый, но за 20 лет мы никогда не видели человека в форме.
Конец власти советской, – когда партия, наконец, «улетела к ядреной фене» (что все восприняли по-разному), – в начале 90-х привел к исчезновению власти как таковой. Прежде тут было некое подобие администрации: три тетки плюс начальник. Но в связи с укрупнением их перевели в волостной центр, так что из государевых учреждений теперь остались только почта и фельдшерский пункт, работающий три дня в неделю – кроме йода, бинтов, аспирина и анальгина, как правило, в нем нет ничего.
Сейчас почти забыли, что при большевиках, когда последний забулдыга на самом дальнем хуторе не работал более трех месяцев, до него добирался человек в форме, грозил тюрьмой за тунеядство или принудлечением. То, что можно не работать, давно воспринимается как само собой разумеющееся. Некоторые старики еще могут вспомнить, что вновь крестьяне были «раскрепощены» даже не в хрущевскую эпоху (это была лишь частичная либерализация), а в 1974 году, когда всем в обязательном порядке выдали паспорта и деревни стали стремительно пустеть. Человеческая память коротка: скажем, о том, что уголовное наказание за опоздание на работу было отменено только в 1955 году! – вообще никто не помнит…
Хочу – собираю грибы, клюкву, бруснику, чагу, ловлю рыбу. Хочу – копаю огород, рублю сруб, пью водку или на печи лежу: это стало возможно лишь в 1990-е. Конечно, свобода вещь опасная, но голод не тетка – рано или поздно на заработки выгонит.
Как-то уже в 2000-е, когда везде появилась нужда в рабсиле, я спросил у одного одинокого мужика, пьющего, но не сильно, построившего себе по местным меркам роскошный дом, почему
