кости оголив ты принимаешь времябезвременье вобрав в себя как взгляд и семя…
***
сквозь волосы царапая предплечья…
***
девичество уставшее от тела…
***
замерзшее слово пытаешься отогреть во рту…
***
еще не на том, но уже под электрическим светом…
***
жуки-короеды прячутся в твоих волосах…
***
тугой свет…
***
О, шелест ласточек…
***
Невыносимее любови,
Пятиконечнее звезды…
***
Простые вещи всегда называют чудом…
***
Вот снова приготовлена для лука
Чулочная пустая долгота…
***
Лишь облепиха колко не погасла…
***
Женщина сваливается на голову как яблоко…
***
Женщина которую любишь всегда неправа
Ее тело – это твои слова
Косноязычные от того что все так как есть
Она умолкает ты умираешь
весь…
***
Холодное лето внутри тебя…
***
Ты просыпаешься вновь во сне,
крошащемся, как мел…
***
… у бессонницы здесь совсем другой смысл.
как у любви…
***
отражение выпадывает как ты
с перехваченным горлом вылавливая темноту
из города висящего вниз головой…
***
даже сны
белее свежевыстиранного белья…
***
осенний воздух намазывая на бутерброд…
***
…готовая к смерти так же, как и к любви…
***
… в проеме между светом и тьмой двоясь…
***
и т.д.
Вот словарь (тезаурус = сокровищница) поэзии чистой, абсолютной и объективной (естественно, это лишь фрагмент тезауруса) Екатерины Симоновой, поэта, как теперь видно, драгоценного, способного оязыковлять / вербализовать неназываемое, неизъяснимое, ненареченное, непознаваемое – то, что я бы назвал «третьим веществом», которое связывает первое (материальное) со вторым (метафизическое) и которое, несомненно, является веществом поэзии.
Собранные в Тезаурус фразы и словосочетания являются прямыми номинаторами-именами невыразимого (и бытийного, и социального, и биологического, и психического, и душевного, и духовного, и антропологического). Эти словесные знаки (словесность!) – самодостаточны и беспредельны. Слово Е. Симоновой именно таково: прекрасно, точно и ясно. Можно сколько угодно спорить о природе того или иного «метода» (реализм, классицизм, метаметаморфизм, акмеизм, постмодернизм, авангардизм и т.п.), – всё окажется интересным, обидно и приятно актуальным, но бесполезным, так как поэзия Е. Симоновой прорывается сквозь любую форму – и ритмическую / просодическую / звуковую / музыкальную, и дискурсную (рифма-строфа-метр-etc), и графическую (эксперимент, ставший «родной» плотью симоновского стиха и стихосложения), и языковую. Приведенные в словаре контексты, на мой взгляд, не нуждаются в декодировании: повторю – они прямо именуют ненарекаемое, – но их можно интерпретировать
