Буддой и многими другими. Но главный движитель его и навигатор – поэзия. В. Месяц в своей книге восстанавливает прежний статус (античный) поэта – vates, то есть предсказатель, прорицатель, всеведатель, ясновидец и проч. Стихотворения в книге воспринимаются как сны / кадры бесконечной ленты памяти, прапамяти, постпамяти, которая испещрена и внятной речью, и обрывками бреда, чреватого озарением, и вспышками, и темно́тами (термин С. С. Аверинцева), нестерпимым сиянием и аспидной темнотой. Вот – путь, противный Дарвину и дарвинизму; путь не развития и пресловутого прогресса – а познания; путь не улучшения – но углубления. Путь, сжимающий и скручивающий в трубку экстенсивность мышления – в интенсивность, – в трубку, сквозь которую льется и кровь, и свет, и вода, и звук, и слеза. В книге, следует отметить, есть несколько стихотворений, имеющих и могущих иметь вне зеркальности самостоятельное и весьма весомое значение (а это добрая дюжина шедевров, или – мягче – выдающихся стихотворений, среди которых «Родительская земля», «Колодец», «Последний огонь», «Ночь на Купалу», «Ясенево (в больнице)»; «Медведь», из диптиха особенно № 2; «Зима великанов», «Чертик в чернильнице черной сгорает…», «Завещание» и др.).
Каждый поэтический текст отзеркален текстом прозаическим: это может быть научный комментарий (исторического, этно-культурного, философского и т.п. характера), научная статья, мемуарный текст, эссе (эссе о Парщикове – лучшее, что мне приходилось читать об этом поэте), рассказ, новелла и др. Не будем забывать, что В. Г. Месяц – талантливый физик, кандидат наук: научно-художественный инстинкт поэта располагает каждое стихотворение лицом к зеркальному прозаическому двойнику (напомню: зеркала разные – от ровных и прямых до искривленных, надтреснутых и вообще разбитых). Каждый из нас знает такую игру: на поверхности стола устанавливаются лицом к лицу два зеркала (-льца), а между ними помещается зажженная свеча, огонь, который отражается в бесконечно повторяющихся – влево и вправо – зеркальных / хрустальных коридорчиках, и эта бесконечность сворачивает (заворачивает) мышление / воображение / сознание в восьмерку, в двух центрах которой – свеча, огонь. То есть – поэзия.
Если говорить о семиотике прапамяти / памяти / постпамяти, то поэт улавливает (и издает) цифровые сигналы, а стихописец – аналоговые. Объект и предметы геопоэтического, мифологического, онтопоэтического и в целом поэтического познания укрыты (имплицированы) в Невыразимом. Степень выразимости, изъяснимости, номинативности и называемости таких ненаблюдаемых объектов разная. Есть предметы легковыразимые, сносновыразимые, есть – средневыразимые, есть маловыразимые, есть полновыразимые (выразимые) и есть предметы трудновыразимые и абсолютно невыразимые. Эти предметы заполняют мир и напрягают / расслабляют сознание – не дисциплинируют его (как научное классификационно-иерархическое сознание / мышление, более склонное к анализу, нежели к синтезу), – но ускоряют или замедляют. Все
