из правещества в вещество – жизни, смерти, любви, времени-пространства и т.п.); и умна (не только явной научностью своей в сфере reverse’ов, но и явленной мудростью, – мудростью крови древне-молодой: возраст крови – от 200 тыс. до 1, 5 млн. лет!); и талантлива; и обескураживающе нова, необычна; и темна (о! смерть, за-смерть и предсмерть); и светла (о! жизнь, преджизнь и за-жизнь); и – что самое важное – стихийна. Большой поэт, вообще поэт как таковой, от Бога, – это тот, кто освоил ментально, кардиологически, кровно и словесно все стихии и все основные категории и субстанции бытия. «Норумбега» – валит с ног; она – «мозг выносит». Так и должно быть: что поэту хорошо, то обывателю – смерть. Случай как раз В. Месяца.
Книга В. Месяца полиинтенциональна: в ней не просто взаимосвязываются, но прямо и органично соединяются в целое замысел и промысел. Так же, как сегодня стираются границы между жанрами, социолектами, функциональными стилями речи и даже сезонами (на Урале – снежное лето и дождливая зима!), – так и книга вырастает одновременно из многих почв: из замысла, из вымысла, из Промысла (чистая поэзия) и – главное – из интуитивно-кровного, генетического знания – памяти, то есть порождающего истину (или тень ее) воображения, предощущения и прозрения. В. Месяц не создает (и – создает, естественно!) свой эпос, он восстанавливает его. Автор говорит: «Латинская поэзия создана, варварская – нет». В. Месяц в этом случае воссоздает ее, то ли забытую, то ли ненаписанную. (Н. Заболоцкий с благословения Д. С. Лихачева мечтал воссоздать русский народный эпос, опираясь на сохранившиеся былины – островки затопленного мутным временем континента огромной народной поэмы. Не удалось.) В. Месяц решился на более сложное и опасное деяние – восстановление + сотворение + досотворение + пересотворение такого эпоса (скорее европейского, а далее – евразийского и, наконец, мирового) из сердца языка, коим является кровь наша, память крови («Рассказ – сердце языка», по О. А. Седаковой), – эпоса – из лингвогенетического опыта. Задача великая, мучительно сложная и неотвязная в ментально-языковой судьбе любого поэта.
В. Месяц создает текст «Норумбеги», который может быть охарактеризован как сверхтекст, или – как текст с метатекстовыми (генеральными) свойствами: поэзия, проза, научная проза и мифология под одной оболочкой и обложкой в данном случае – не эклектика, а явная синкретичность и синэстетичность. Поэтическая, эстетическая, научная и психологическая, генетическая, мифологическая парадигмы срастаются в книге в дерево. В дерево книги.
Миф – это конец мира и начало памяти. Но В. Месяц преодолевает (душевно, духовно, подсознательно, сверхсознательно и сознательно) границы этой дефиниции, утверждая (книгой своей), что миф – это начало памяти, память и конец ее. Потому что язык поэзии и язык как таковой аутентичны взору и реву мироздания, стихающему в памяти до шепота. В. Месяц сводит в одно целое память ретроспективную, проспективную и настоящую, презентивную. Этот мнемонический
