сейчас произошло такого, что так напугало тебя? Ты поэтому не рассказывал о кофейне?
– Да. Я не смогу объяснить. Еще слишком рано для тебя. Ты ничего не поймешь!
– Каким образом я влияю на эти гребаные стены? И те стены, которые ты возводишь перед собой, отгораживаясь от меня?
Я перешел грань, оказываясь наравне с ним. Он моргал глазами и водил языком по пересохшим, истерзанным губам.
– Ты слишком близко, бога ради, вернись назад. Единственное, что у меня есть это работа. Прошу, оставь ее мне.
Сцепив его руки за спиной, я вжал Артема в холодную штукатурку.
– Тогда после сделай то, что привык. Скажи, что мы просто ищем удовольствия, и оставь меня, – ледяным тоном проговорил я.
– Зачем ты так? – Он дрожал.
– Если я для тебя ничего не значу, зачем ты со мной? Больше не нашлось желающих терпеть твои несносные капризы?
Артем подергался маленько, но тут же обмяк, перестав бороться. Затем склонил голову мне на плечо, и я ослабил хватку, осознавая, что перегнул палку. Он обвил мою шею руками и припал в жарком поцелуе. Стоило ему коснуться меня, как я мгновенно забывал все на свете. В каком-то сумасшедшем порыве Артем начал освобождаться от верхней одежды. Я вообще ничего не понимал. В голове сумбурно проносились слова: «работа», «стены запомнят», «они безжизненны», «иллюстрации к учебникам». Когда мы познакомились, он писал по-другому. Мне нравились старые работы, я находил их оригинальными и мастерски выполненными. Но сейчас от старых работ не осталось и следа, куда они подевались, знал только сам художник. Я вспомнил, как после нашего первого секса, он лихорадочно переставлял все с места на место. А потом…
– Одевайся! – приказал я.
Он послушно, как сумасшедший, оделся. И уже ждал новых распоряжений. Это нежилое помещение находилось недалеко от его мастерской. Поэтому, взяв Артема за локоть, потащил туда. Всю дорогу он молчал, не задавая вопросов и не сопротивляясь.
Когда мы зашли в мастерскую, я окинул взглядом работы. Безусловно, от старого почерка ничего не осталось. Это больше не напоминало тонкое восприятие мира неуверенным юношей, а чувствовалась рука сильного и волевого мужчины с жестким характером. Я бросил взгляд в его сторону. Мужчина с характером, закусив губу, переминался с одной ноги на другую. Я пересилил накатывающую волну смеха, оставаясь серьезным и устрашающим.
– Раздевайся! – снова приказал я.
Он вопрошающе поглядел на меня.
– Что смотришь? Раздевайся!
– Полностью?
– До брюк.
Я искал одну единственную вещь, которая могла расставить все по местам. Найдя, кинул ее Артему:
– Надевай!
Это была та самая белая растянутая майка. Сейчас Артем сливался с ней своей бледностью. Он, казалось, не дышал. Я взял кисть и макнул ее в гуашь. Подойдя к нему, размазал краску по ткани. То же самое проделал с его запястьями.
