парижские нравы, не особо ясны нам – петербуржцам!
Последним в зал вошел молодой человек лет девятнадцати. Невысокий темноволосый юноша тут же привлек к себе внимание, высказав сие решительное мнение. Он остановился у входа, упершись плечом в дверной косяк и вызывающе посмотрев на всех. Его задиристое лицо, воистину достойное высокомерного характера, тут же осветилось каминным огнем. Близко посаженные глаза темно-синего цвета в полумраке казались темными, почти черными, а короткий нос с немного задранным вверх кончиком выглядел крайне нелепо при слабом освещении.
– Сын мой, вы тоже решили присоединиться к нашей беседе? – обратился к нему Михаил Васильевич.
– Я тоже имею право, как любой член этой семьи, участвовать в обсуждении поведения моей от рук отбившейся кузины. – Юноша тут же взглянул на Ольгу Романовну, ожидая ее реакции.
Марисова не заставила его долго ждать. От возмущения ее щеки покрылись красным румянцем негодования.
– Дорогой Павел, – перебила его Мария Романовна, ни с того ни с сего решившая вступиться за дочь, – вам не кажется, что вы слишком резко отзываетесь об Анне?
– Во-первых, Павел Михайлович, попрошу, любезная тетушка, а во-вторых, я просто говорю то, что думаю.
На некоторое время наступила тишина в зале, коснувшаяся своим беззвучны эхом каждого присутствующего. Но это было только временное затишье. Родственники оценивающе взирали друг на друга, словно стараясь предугадать дальнейшие действия находившегося рядом близкого. В следующее мгновение каждый начал что-то невнятно и громко доказывать другому, размахивая руками и стараясь объяснить свою точку зрения, касаемо произошедшего сегодня днем. Началась неразбериха. Один только Василий Иванович сидел на диване, подперев голову рукой, и с разочарование глядел на ругающихся родственников, скачущих по залу подобно чертям из преисподней, и противно кричащих, подобно голодным чайкам на берегу моря. Подождав пару минут в надежде на то, что все сами успокоятся, и не получив желаемого результата, старый граф с трудом поднялся с дивана. Ноги совсем отказывались удерживать его и могли вот-вот подкоситься. Боясь упасть, он оперся рукой на подлокотник дивана, встал, выпрямился и громко произнес:
– Прекратите все! Немедленно!
Ругающиеся родственники наконец-то умолкли, тут же устремив удивленные взгляды на старика. Довольно махнув головой, Василий Иванович продолжил уже более спокойным тоном:
– Что же вы делаете, семья? Вроде бы, не чужие друг другу люди, а грызетесь, как собачья свора… даже хуже! Прекратите. Отстаньте вы от Анечки уже, ради Бога, отстаньте! Ничего страшного не произошло, и прежде чем что-то говорить о ней, подумайте, не в вас ли причина? Всей семейкой искали ей жениха – нашли непонятно какого князя из Москвы, который даже не удостоил нас своего присутствия на похоронах моей супруги.
– Но… –
