«ну, а в-третьих». Самонадеянная мелочь всерьез требовала поставить Сергея Михалкова в известность, что проблема с попаданием в размер решена…
Книжка «О тех, кто лает» меня – малолетнего, но уже страстного собаколюба – бросала в дрожь. И про Фому неверующего я узнала от Михалкова задолго до того, как услышала слово «Евангелие». А когда твердила свежие, словно ветер, стихи «Веселый турист»: «…Четырнадцать лет ему было, и нес он дорожный мешок», мне казалось, что четырнадцать – это ТАК много… Впереди еще целая вечность. Не дорастешь.
Сергей Михалков и не дорос. Умер, как жил, – в тринадцать.
Вместе с Михалковым ушло мое детство. Важная его часть. Попробуйте обойтись без слез. У меня, честно говорю, не вышло. А еще, стоя у гроба, я вспоминала единственную нашу встречу.
За пару дней до его 95-летнего юбилея мне удалось познакомиться со старшим Михалковым и записать последнее в его жизни интервью. Сергей Владимирович приехал в Исполком Международного сообщества писательских союзов минута в минуту. Шел с трудом, ведомый под руку водителем, сосредоточенно переставляя трость. Однако – светлые брюки с безупречными стрелками, элегантный блейзер. Денди. Точнее, пижон. Рост под два метра, породисто-длинные ноги, руки, прямая спина, постав головы… Недоверчивый поначалу, брюзгливый, «рыбий» взгляд. Надо поработать, чтобы заслужить улыбку. Зато улыбка эта обратной силы не имеет – оттаял человек, и легко с ним становится, уютно, будто сто лет дружны. Минимум – девяносто пять…
Любит посмеяться. Не стесняется влажных глаз. Логичен, ясен, тверд – словно ухватил какую-то истину, пока остальные бродили вокруг да около… Наконец, распахивает объятия для прощального поцелуя и тайком показывает фигу шутливо протестующей секретарше. Мальчишка…
Сергей Михалков – величина абсолютная, это признают даже те, кто перед номиналом рисует жирный «минус». Превращая, таким образом, величину в отрицательную, однако не посягая на масштаб. Сергею Владимировичу ставят в упрек, что россияне не уважают собственного гимна. Как будто Михалков виноват в том, что последние десятилетия мы и страну свою в грош не ценили – откуда взяться уважению к символам? Но логики нет. Точнее, есть логика: с большого человека – нечеловеческий спрос.
Сергея Михалкова было много. Песня, исполнявшаяся Кристалинской (а до нее – Шульженко): «Если вам ночью не спится и на душе нелегко, значит, вам нужно влюбиться в ту одну на земле, что от вас далеко» – это тоже он. Сценарий фильма «Три плюс два», «Фитиль», эпитафия на Могиле Неизвестного Солдата: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен», русские «Три поросенка», «Зайка-Зазнайка», «Праздник непослушания» и книга «Я был советским писателем», созданная в крайне «не подходящем» 1992 году. Михалков знал, чем заканчиваются праздники непослушания…
Запись в книге посетителей сталинского музея в Гори: «Я ему верил, он мне доверял». И знаменитая «отмазка», когда партийное начальство требовало повлиять
