говорю, не берет. Я звонила, звонила.
«Нас с тобой, ма, она вычеркнула из своей жизни», – хмуро подумал Андрей, а вслух сказал:
– Ну, занят человек. Перезвонит.
Мама была маленькой, подвижной, расторопной, как мышка.
– Я тебя люблю, – сказал он, примостив подбородок на мамину макушку. Волосы ее пахли черемухой.
– Вареники будешь? – спросила она.
– Убью за твои вареники.
Он откинулся на спинку стула и прилежно отвечал на вопросы о работе. Вопросов и замечаний накопилась уйма.
– Ты молодец, конечно. В кадре как смотришься! Звездочка наша. Но бриться надо, сынок. Это же телевидение. А ты, бывает, со щетиной там. Нехорошо. Но храбрый какой! Я бы в ту усадьбу графскую и за миллион не зашла. А ты… в полночь…
– Да какая полночь, ма? Кто в полночь снимать выйдет? И усадьба… это на экране она усадьба, а так – помойка. Шприцы везде валяются, дерьмо. Вонища страшная. Всё подделка, мам.
– Прям всё?
– До единого кадра.
На столе появилось блюдо ароматных вареников, толстячков в золотых кружках лука. Горшочек со сметаной.
В животе заурчало.
Уплетая вареники, он поинтересовался варшавцевскими новостями.
Мама подробно рассказала о Жучке (Жучка ощенилась, и некуда девать потомство) и парой слов обмолвилась о похоронах бабы Зины. Но Андрей бабу Зину не помнил. Ника Ковач улетела в Японию, танцует в шоу-балете. Прооперировали Алпеталину, классную руководительницу Андрея, удалили ей грудь. В супермаркете скидки.
– А Солидол не помер?
– Володька-то? Весной из тюрьмы вышел. Ошивается без работы. Ну как вареники?
– Как боженька лепил.
Он спросил про квартиру на Быкова. Двушка покойной бабули пустовала одиннадцать лет. Репетиционная точка «Церемонии» времен первого созыва. Его логово. И Толика.
– Что с ней станется? – пожала плечами мама, но лицо ее помрачнело. – Продавать нет смысла, копейки дадут. Из Варшавцево все сбегают, а там колонка – хлам, ремонт дороже квартиры обойдется. Я хожу раз в неделю, пыль протираю.
Мама зазвенела чайником.
Разомлевший Андрей поглаживал живот. Вареники были съедены, чай допит вприкуску с перчеными сплетнями. Он – какой-никакой журналист, мастерски уводил маму от разговоров о личном. В степь прошлого, где под ногами не тикали мины, маркированные Машиным именем. Где носился за бабочками румяный беззаботный барчук Андрейка.
Но и эти темы исчерпали себя.
Маша, Маша, Маша…
Он встал, потянулся:
– Уморился с дороги, мам. Завтра к тебе зайду. Где ключи от бабушкиной квартиры?
– Здесь ночуй! – всполошилась мама. – Я себе на диване постелю, удобно.
– Да ну, глупости. Зачем-то же есть у нас та квартира.
Мама молчала, вперив взор в пол.
– Ты
