она рваная, никто не польстится. Иди к воротам, что в гавани. Там венецианцы выпускают. Пока выпускают… Один через ворота не ходи, дождись, как братия победней из других монастырей пойдет, – с ними шагай. Да хромай явственней, пусть решат, что калека. Кому в рабы калека надобен… Одежду и лицо сажей затри. Да глаз не поднимай, бить будут, обшаривать – терпи. Помни: спаси книги! Все. Храни тебя Господь! А я помолюсь за тебя. И не бойся ничего! Прощай! Спаси Христос! Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь! – и старик, благословляя на дальнюю дорогу, трижды перекрестил подмастерье.
– Прощайте, отче, – всхлипнул юноша, поцеловал старику руку, и, наскоро зайдя в келью за вещами, понуро побрел, то и дело спотыкаясь под тяжестью ноши, вниз с холма, в сторону городской стены, противоположную той, откуда еще доносился шум боя, крики жителей и треск пожара.
Старик проводил его взглядом, еще раз трижды сотворил крестное знамение вслед ушедшему, вошел в келью, начисто умылся и встал на колени перед образами, у которых ярко горела небольшая масляная лампадка.
Собачонка осталась снаружи лежать на земле, сонно щурясь на яркое солнце, что подбиралось к зениту. Время от времени она вскидывала голову, прислушиваясь к шуму, доносившемуся от подножия холма, встревоженно оглядывалась на келью, но видя спокойствие хозяина, снова укладывалась головой на лапы.
Старик читал молитву размеренно и спокойно, словно ничего не случилось, и этот день ничем не отличался от других дней его долгой жизни. Закончив читать, он встал, переоделся в чистое льняное белье, новый подрясник,20 который берег два года для особого случая, и черную рясу тонкой шерсти, что носил исключительно по праздникам.
Достал из ниши миску с засохшим хлебом и полбой21, покрошил хлеб помельче, залил зерно и сухари водой из кувшина и поставил миску у двери в келью – для собаки. Снял с полки свой монашеский куколь22 и надел его на голову. Дверь в келью закрывать плотно не стал, захватил с собой посох и направился к главному входу в храм.
Он шел легко и спокойно, распрямившись и подставив лицо под солнечные лучи, словно помолодевший и полный сил. Фекла вскочила, подбежала к дверце в келью, удивленно обнюхала оставленную для нее миску, – монах кормил ее обычно дважды в день, утром и вечером, – облизнулась, но заметив, что хозяин уходит, быстро потрусила за ним вслед.
Передовой боевой отряд венецианцев численностью в двести человек достиг холма, на котором высился Храм Святых Апостолов, ровно в полдень. В кольчугах, с мечами и длинными зазубренными копьями отряд морской пехоты – «скаполи»23 – быстро окружил холм. «Арсеналотти»24 – элита венецианской гвардии дожа, – вооруженные тяжелыми арбалетами, разбившись на три группы по двенадцать человек, по команде предводителя направились к главному входу, у которого стояла в ожидании
(Подря́сник – нижнее облачение православного духовенства – длинная до пят одежда с длинными узкими (в отличие от рясы) рукавами. Используется не только при богослужении, но и вне его – прим. автора)
(Полба – вид пшеницы с зерном кирпично-красного цвета – прим. автора)
(ку́коль др.-греч. κουκόλλιον – «чепец, колпак», др.-греч. κυκλάς – «кругообразно расположенный», лат. cuculla, cucullus – «капюшон») – монашеский головной покров – прим. автора)
(добровольческая морская пехота венецианской армии, которая наряду с рабами и капитанами составляла экипаж венецианского флота – прим. автора)
(квалифицированные и хорошо оплачиваемые ремесленники венецианского Арсенала, из которых набиралась элита венецианской пехоты. Они обеспечивали охрану дворца дожа, в боевых условиях арсеналоттов использовали для усиления обычной пехоты – прим. автора)
