и напрячься. – Ты ушла после первого урока, Элис.
Я открываю рот, чтобы поправить его, но тут же закрываю. Черт с ним. Кто знает, как сильно он может взбеситься на этот раз?
– Было скучно, вот я и ушла. – Говорю обыденно и сразу впиваюсь глазами в тарелку.
– Мы пообщались с твоим учителем, с мисс Джонсон.
О, а вот это совсем непривычно. Он интересуется моими делами. И это очень пугает.
– И? – Сглатываю.
– Тебе нужно подтянуть учебу, чтобы не пришлось сдавать заново все тесты за прошлый год.
Медленно бултыхаю ложкой в тарелке, боясь дышать. Все было гораздо лучше, пока ему было по фиг.
– Угу. – Цокаю языком.
Это должно означать что-то типа «я подумаю, но сделаю по-своему».
– Вчера я познакомился с миссис Салливан, ее семья живет в доме напротив.
– Я думала, брюнетки не в твоем вкусе. – Не выдерживаю я.
Моя язвительность заставляет папочку сжать пальцы в кулаки.
– Мы решили, что ее сын Майкл мог бы помочь тебе с учебой.
Что?! Этот рыжий очкарик, одетый по моде шестидесятых?! У меня хлопья застревают комом в горле.
Нет, только не это…
– Ты должна понимать, что я не шучу, Элис. – Папа наливает себе сока, продолжая сверлить меня внимательным взглядом. – Если ты ослушаешься, буду вынужден принять меры.
– Ты только это и умеешь. – Выдыхаю я, бросив ложку. – Ты вообще слышал что-нибудь когда-нибудь о простом человеческом отношении? А? Знаешь, что такое быть нормальным? Быть просто отцом? – Встаю и швыряю на стул салфетку. – Хотя, о чем это я? Ты же забрал меня у нее, чтобы сделать ей больнее. Только вот ей я была нужна, а тебе – нет!
– Элис, если я еще раз узнаю, что ты пропустила уроки… – Рычит он мне в спину.
И меня это жалит больнее кнута.
Разворачиваюсь и ору ему в лицо:
– Да буду я ходить в твою чертову школу! Ни одного гребаного урока не пропущу! И с ботаником этим твоим буду заниматься! Все ради того, чтобы выучиться и скорее свалить из этого дома и из твоей никчемной жизни, хренов эгоист!
Вижу, как отец краснеет от гнева и медленно поднимается из-за стола, поэтому спешно добавляю:
– Прямо сейчас и пойду.
И, высоко подняв подбородок, топаю к двери. Распахиваю ее и вываливаюсь на улицу. Сердце стучит где-то в горле, коленки трясутся. У меня всего секунда, чтобы решить: идти поперек его воли или позорно подчиниться. Но ноги сами уже несут меня к большому светлому дому напротив.
Иду. Быстро стряхиваю слезу и отгоняю воспоминание, которое преследует меня последние восемь лет.
Мы в суде. Родители разводятся. Удар молотка, и меня начинают оттягивать назад, отнимают от мамы. Я тяну и тяну к ней свои тощие ручки, плачу, не понимаю, как такое может быть. Почему нас разлучают? А она виновато закусывает губу и прижимает ладони к своей груди. Словно ей сердце вырезали.
Мы смотрим друг на
