мне казалось, что я такой маленький… совсем как мышка. Я перепугался до смерти. И знаешь, что я сделал?
Я покачал головой. За стеной по-прежнему завывал ветер, под балками дрожала паутина, компанию нам составляли духи умерших, а мы смотрели на щепки от катушки, которая причинила нам столько хлопот. И тут моя голова начала понимать то, что сердце мое знало уже давно, с того дня как Джон Коффи прошел Зеленую милю: здесь мне больше не работать. Депрессия или нет, я не смогу и дальше наблюдать, как люди проходят через мой кабинет навстречу смерти. Любой из них может стать каплей, которая переполнит чашу.
– Я попросил у матери один из ее носовых платков, – ответил Зверюга на свой же вопрос. – И когда мне хотелось плакать, я доставал его, нюхал, и мне сразу становилось легче.
– Ты думаешь… что Мистер Джинглес отгрыз эти щепки от раскрашенной катушки, чтобы они напоминали ему о Делакруа? Что мышь…
Зверюга поднял голову к потолку. На мгновение мне показалось, что в его глазах блеснули слезы, но, возможно, я ошибся.
– Я ничего не думаю, Пол. Но я нашел их там и учуял запах мяты. Как и ты. И я больше не могу этого выносить. И не хочу. Я боюсь, что сорвусь, если увижу на электрическом стуле еще одного человека. В понедельник подам заявление с просьбой перевести меня в исправительный подростковый центр. Если это произойдет до следующей казни – отлично. Если нет – брошу эту работу и вернусь на ферму.
– Что у тебя вырастет на ферме, кроме камней?
– Неважно.
– Я знаю, что неважно. Думаю, заявления мы подадим вместе.
Зверюга пристально посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я не разыгрываю его, а потом кивнул, подтверждая, что дело это решенное. От очередного очень уж сильного порыва ветра заскрипели балки. Мы в тревоге огляделись. Никого, только обитые мягким материалом стены. А я уж было подумал, что сейчас в дверях возникнет Уильям Уэртон, не Крошка Билл, нет, Дикий Билл, каким он предстал перед нами в день своего появления в блоке Е, вопящий, заливающийся диким хохотом, уверяющий нас, что мы будем счастливы, избавившись от него, и что забыть его нам не удастся. В этом он оказался прав.
Что же касается нашего уговора со Зверюгой, то мы от него не отступили. Словно дали клятву верности над теми раскрашенными щепками. Ни один из нас не принял более участия в экзекуции. Джон Коффи стал последним, кого мы усадили на Старую Замыкалку.
Часть вторая
Мышь на миле
Глава 1
Дом престарелых, где я навожу последний лоск на свою рукопись, называется Джорджия Пайнс. Расположен он в шестидесяти милях от Атланты и находится в паре сотен световых лет от жизни, каковой живут большинство людей, во всяком случае тех, кому еще нет восьмидесяти. Тем, кто сейчас читает написанное мною, следует заранее позаботиться о том, чтобы в будущем не попасть в такое заведение.
