на самом деле вернуться, обязан вернуться, обязан!..
Кузьма вскочил: “Обязан!” – дом сотрясся от его крика, но только Борька бросился на выручку хозяину. Дед и Полина притихли на кухне. Начинался вечер. Стемнело и похолодало. Натянув армейские штаны, Кузьма вышел к своим.
– Поля, – сказал он растерянно. – Как же ты выросла.
Девочка, обратившаяся, оказывается, за эти годы из пухлого нескладного ребенка в худую высокую девушку, теперь была копией матери. Она коротко подняла от чашки чая водянистые глаза. Борька почему-то гавкнул.
– Тихо ты. Узнаешь меня?..
Кузьма шагнул под лампу, одиноко освещавшую кухню. Дед с тревогой смотрел на него.
– Ну ты чего, доча? – попытался заговорить ласково. – Не признаешь батю?.. Скажи уж чего-нибудь.
– Привет, – шепнула Полина. Борька опять залаял.
– А ну тихо! – рявкнул Кузьма. – Чего говоришь?
Но Полина уже сжалась и умолкла.
– Она его побаивается. Уведи, а? Он же в дом не ходит, – сказал дед.
– Да какого хрена?! Я пса четыре года не видел. Пусть уж посидит тут. Эй, Борян, сидеть!
Борька нехотя сел.
– На, поешь, – Кузьма вывалил ему еще тушенки.
– Слушай, Кузь, мы тут не очень-то богато живем, чтоб пса человеческой едой кормить, – тихо заметил дед.
– Да? Ну, теперь-то заживете. Папка вернулся!
Он резко шагнул вперед, Полина поднялась со стула, и он притянул ее к себе, обнял. Девочка сжалась, боясь шевельнуться, но потом осторожно обняла его спину, с трудом соединив за ней руки. Кузьма чувствовал неловкость. Какое-то забытое чувство шелестело в груди, но он не распознавал его.
Постепенно нарастало раздражение от неловкости и того, что дед и Борька наблюдают за этой сценой. Кузьма хотел выругаться, но кое-как остановил себя.
– Ладно, забыла, понимаю, – нехотя признал он, не заметив, что Полина едва не плачет. – У меня для тебя подарки.
Сходив в комнату за вещмешком, он вернулся с трофеями: выложил на стол золотые женские часики, инкрустированные какими-то камнями, и пару серег с жемчугом. Полина уставилась на драгоценности, не понимая.
– Ого, – выдохнул дед. – Да это тысяч на двести тянет, а?
– Возможно, – гордо сказал Кузьма. – Сувенирчики. Только тут камушка не хватает.
Он показал на циферблат часов в том месте, где зияла чернота вместо бриллианта.
– Целая история, кстати, – Кузьма сел за стол. – Выменял камушек, понимаешь? На хлеб обменял. Бывали и такие месяцы, Поля.
Она растерянно разглядывала украшения, отодвинулась от стола, встала, выпрямилась.
– Не нравятся? – удивился Кузьма.
Девочка склонила голову. Глядела с осторожностью, как будто готовясь, что ее отчитают, и наконец негромко сказала:
– Мама умерла, ты знал?
– Знал, Поля. Но я же вернулся. Теперь
