на твоей совести, – вкрадчиво говорил Оскар, улыбаясь в полные ужаса глаза другого качка, раздетого до трусов, держа за заднюю лапку извивающегося рыжего хомячка над банкой со спиртом. – Представляешь, откроешь ты буфет, а там рядышком стоят банки с компотом, солёными огурцами и хомяком!
– Только не моего Хомку! – ужасом протягивал закованные руки к безжалостному варвару пытаемый. – Я признаюсь, что у меня не отравление было, это я с ребятами напился, а утром на работу проспал!
***
– Не трогайте мой фикус! – кричал следующий боец, когда Оскар подносил огонь зажигалки к зелёному листу небольшого кустика в нарядном горшке. Листик медленно обугливался по краям, по лицу парня катились слезы, а варвар вдруг заорал, срывая голос: – Признавайся! Ты – эльфийский шпион? Да? Да?
– Да! – обмяк на стуле крылатый. – Я, наверное, эльфийский шпион. Я на сборы на день опоздал, потому что с одной эльфийкой познакомился, поехал её на дачу провожать и там и остался. А сам сказал, что у меня бабушка заболела!
***
Старший сержант молчал. Оскар второй час по одному медленно выщипывал перья из хвоста голубого волнистого попугайчика, но седой ветеран упрямо качал головой в ответ на все обвинения. Проникшись невольным уважением к стойкому крылатому, Оскар сказал, что отпустит его с попугаем, если он расскажет, не вызвал ли кто-нибудь из подчиненных у него подозрений. Тот поднял на варвара прозрачные глаза и ответил, что кроме случайных связей с эльфийками да мелких нарушений дисциплины, вроде отмазок, что отравился, а сам мучился похмельем или уехал на рыбалку, а начальству сказал, что родственница померла, его ребята чисты, как стекло. А сам он скорее покончит с собой, чем допустит, чтобы на его взвод пала хоть тень подозрений. Рыжий телохранитель королевы немного подумал, расковал крылатого и отдал ему попугая.
– Можете идти, сержант, у меня к вам вопросов больше нет.
– А мои бойцы? – спросил командир.
– Разбираемся, – сурово ответил варвар.
Сержант повернулся и, ничего больше не сказав, вышел из камеры. Он молчал, когда поднимался из подвала во двор, он молчал, когда, сгорбившись, шел по улице до своего дома. Войдя в просто обставленную комнату, также ничего не говоря, он сел за стол, поставил клетку рядом и достал из верхнего ящика большой нож с надписью «Любимому командиру». Этот нож ему вручили бойцы после того, как он два дня тащил на себе солдата, раненного при испытании нового снегохода, и принёс живым.
Друг-попугай пинком распахнул дверцу клетки, вышел на стол, слетел на пол перед мордой лежащего кота и посмотрел на хозяина.
– Нам незачем больше жить! – с горечью объявил тот и приставил нож к груди. Попугай занес клюв над носом хищника.
– Командир! Нас отпустили! – дверь внезапно распахнулась, и в комнату ввалились десять здоровяков, прижимающих к груди кто хомяка, кто фикус, кто хрустальный кубок чемпиона по скоростному слалому, а один – плюшевого медвежонка со страшной раной поперек живота. –
