тексты, вернешься в две тысячи первый год и отнесешь их в издательство. Встретишься с сопляком, который еще не расстался ни с Алёной, ни со своими детскими идеалами, и предупредишь, чтоб готовился к грядущему успеху.
– Может, и Алёна останется, если у него сразу четыре книги выйдут?
– Может, и останется. Только будет ли это благом? У одиночества тоже есть свои плюсы.
Последняя фраза прозвучала совсем неубедительно, и я вдруг увидел в его глазах отблески той самой тоски, что до сих пор ныла у меня в груди. Маленькая, но неизлечимая болячка.
– Возьмешь машинку, выйдешь из дома и где-нибудь спрячешься. Свидетели нам ни к чему.
– «Машинка» – ее официальное название?
– Какая тебе разница? Наберешь на дисплее сегодняшнюю дату и время – плюс три часа от настоящего. Это ее погрешность.
– Чтобы не возникнуть здесь в двух экземплярах? – догадался я.
– Да. Надеюсь, ничего страшного не случится, но лучше не пробовать. Если через шесть часов тебя не будет, я начну волноваться.
Мефодий еще раз показал мне, как обращаться с машинкой. Ревностно проверил, всё ли я запомнил, и снова принялся за объяснения.
Когда я уже оделся, он хлопнул себя по лбу:
– А распечатать-то! Забыли!
– Успеется. Не тащить же с собой.
– Ты чего это удумал, Миша?
– Что я там, принтер не найду?
– Ну-ка, ну-ка, – он бесцеремонно взял меня за рубашку и заглянул мне в глаза. – Я надеялся, мы играем в открытую. Нет?
– Ровно пять лет назад тоже была осень, только две тысячи первого. Полгода до весны две тысячи второго.
– Логично… А, вот ты о чем?
– Да. Я там побуду. Пару дней, не больше. Хочу посмотреть на свою жизнь со стороны. На Алёну хочу посмотреть.
– Всё не уймешься? И как же ты собираешься договориться с местным Ташковым? Куда ты его денешь?
– Мои проблемы.
– Это ты мне говоришь?
– Ведь у нас полно секретов. Про шрам на животе, про всё остальное.
– Капризный щенок, вот ты кто! Что тебя интересует? – сдался Мефодий. – Только быстро, пока я не передумал.
В голове крутилось множество вопросов, но задать ни один из них я не решался: все они выглядели сиюминутными и несерьезными, а спросить хотелось о чем-то важном.
– Этот выстрел останется за мной, – нашелся я. – Вот вернусь, тогда и спрошу. А что касается Миши… Миши-младшего… Подходит такое определение? Хорошо бы его спровадить к Люсе на ночку-другую. Имея железное прикрытие в виде самого себя, он не откажется. А я его заменю. И постараюсь разобраться с Алёной. Про рукописи я ему сразу говорить не буду, пусть сначала замарается. Когда у него болит совесть, он перестает сопротивляться.
Мефодий сделал какое-то неловкое движение, будто собирался ударить меня по щеке, но осекся, и его ладонь замерла
