Зарождение права. Павел Крашенинников

М. Сивил предлагает такую интерпретацию действий совратителя: «обольстит с применением хитрости обрученную женщину, но пока не включенную в домовладение ее будущего тестя». По его мнению, фраза «níg-á-gar-še-ak» необязательно переводится с акцентом на применение насилия, в том числе в контексте изнасилования, а просто имеет в виду ситуации неправомерного захвата или завладения чужой собственностью с применением обмана (англ. seduction by deceit). Похожая норма впоследствии была воспроизведена в § 130 «Кодекса Хамму-раби»: «Если человек насильно овладел женою другого человека, которая еще не познала мужчину и которая еще проживала в доме своего отца, и возлежал на ее лоне, и его схватили, то этот человек должен быть убит, а женщина должна быть оправдана».

В интерпретации В.А. Якобсона перевод звучит так: «Если жена человека завлекла другого человека»; а у К. Вилке менее категорично: «Если жена мужчины добровольно последует за другим мужчиной». Здесь также используется идиома «úr-ra-ná» (букв. «прилечь на чью-то грудь»), которая обычно выступает в качестве эвфемизма для добровольного полового сношения, или сексуального соития. В принципе в шумерской традиции особую роль имела половая свобода девушки до вступления в брак, которая могла, как и юноша, свободно выбирать себе партнеров. В то же время неверность замужней девушки, под влиянием семитских народов, стала расцениваться как преступление, влекущее смертную казнь путем утопления (ср. § 129 «Кодекса Хамму-раби»). В шумерском эпосе о походе урукского правителя Гильгамеша «Жрец к «Горе бессмертного»…» упоминаются камни, на которых писали проклятия и которые предназначались для того, чтобы закидывать ими прелюбодеек (ср. похожий обычай у древних евреев, Втор. 22: 21–24). Однако у шумеров была особая категория женщин – божественных невест «ну-гиг» (шум. nu(-u₈)-gig; аккад. qadištum, ištarītum), высшая категория храмовых жриц иеродул, в чьи обязанности входила священная проституция под покровительством самой богини Инанны-Иштар, выступавшей в данном случае «священной жрицей небес».

В данном случае у Ф. Илдиц и В.А. Якобсона предлагается иная концовка параграфа, со смещением акцента в сторону участи мужчины-любовника: «В прелюбодеянии этом он (т.е. прелюбодей) будет свободен (от наказания)». В этом же направлении сформулирована санкция похожего § 129 «Кодекса Хамму-раби»: «Если жена человека была схвачена лежащей с другим мужчиной, то их дóлжно связать и бросить в воду. Если хозяин жены пощадит свою жену, то и царь пощадит своего раба». Предположительно еще в правление лугаля Урукагины (2319–2311 гг. до н.э.) был законодательно запрещен бытовавший у шумеров обычай полиандрии (многомужества): «Прежде жены жили с двумя мужьями, теперь за это бросают женщин (в воду?)…» Также было отменено право на расторжение брака со стороны женщины. См.: Lipinsky E. The Wife’s Right to Divorce in the Light of an Ancient Near Eastern Tradition // The Jewish L. Ann. 1981. Vol. 4. P. 9–27.

Возможно, эту меру стоит трактовать как штрафную санкцию, что логически вытекает из перевода В.А. Якобсона: «Если человек оставил свою жену, не бывшую прежде замужем, то…» Скорее всего в данном случае речь также идет о бездетной паре, по аналогии с более точными постановлениями § 138 и 139 «Кодекса Хамму-раби»: «Если человек захочет оставить свою супругу, которая не родила ему детей, то он должен дать серебро, равное ее выкупу, а также восстановить ей приданое, которое она принесла из дома своего отца, а затем он сможет ее оставить. Если выкупа не было, то он должен дать ей 1 мину серебра за оставление».

Здесь мы впервые видим правовое закрепление принципа «нет брака без договора», который впоследствии найдет более лаконичное отражение в § 128 «Кодекса Хамму-раби»: «Если человек взял жену и не заключил с ней договора, то эта женщина – не жена». Шумерское «dub KA-KÉŠ», как описывает М. Сивил, – это глиняная таблетка с текстом брачного соглашения (англ. marital pact). См. также: Owen D. An Ur III “Marriage Document” // NABU (Nouvelles Assyriologiques Breves et Utilitaires). 1992. Vol. 4. P. 121.

Имеется в виду категория жриц ereš-dingir (аккад. ēntu(m)), которые занимали высокие позиции в жреческой иерархии, отправляли культ различных богов (в частности, богини Бау в Гирсу), владели большими домами, полями и садами и могли принимать участие в различных торговых операциях. М. Сивил полагает, что в этом параграфе речь скорее всего могла идти о статусе детей, появившихся во время сожительства с такой жрицей, и их наследственных правах (ср. § 22 «Кодекса Липит-Иштара»).

С.Н. Крамер в 1954 г. впервые предложил восполнить имеющуюся здесь лакуну «nam-x-x», оставленную без перевода у Дж. Финкельштейна и М. Рот, на основании шумерского слова «nam-uš₉-zu» (колдовство). Понятие ушзу происходит от шум. lu₂-uš₇-zu («человек, разбирающийся в искусстве ядовитого плевка»), где uš₇ (шум. ah…uš₇ [KA × LI] – «слюна» + «плевок») обозначает также понятия «imtu», «rutu», «rupustu» (слюна, плевок, ядовитая пена змеи) и тесно связано с «kispu» (родственное аккад. kassapu – «колдун»). Следовательно, здесь речь могла идти об обвинении в колдовстве посредством приворотных зелий и ядовитых жидкостей, в которых используется слюна людей и животных. См. подробнее: Фоссе Ш. Ассирийская магия / [Пер. с фр. В.Л. Санина; пер. с аккад. и шум. В.В. Емельянова]. СПб., 2001. Напомним, что в XXII в. до н.э. правитель Лагаша Гудеа заявлял в своей царской надписи, что «опасных колдунов… женщин, произносящих заговоры, из города он (Гудеа) вывел…». К слову, Закон Моисеев также был беспощаден к колдовству: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исх. 22:18), хотя и не предполагал процедуры выяснения виновности, дабы избежать возможных злоупотреблений: «Удаляйся от неправды и не умерщвляй невинного и правого, ибо Я не оправдаю беззаконника» (Исх. 23: 7).

Речь идет о «суде божьем» в форме водной ордалии, когда ложно обвиненного опускали в реку, ожидая либо его всплытия и очищения, либо же в случае виновности утопления. Аналогичное испытание перед богом Реки находим позднее в § 2 «Кодекса Хамму-раби»: «Если человек бросил на человека обвинение в колдовстве и не доказал этого, то тот, на которого было брошено обвинение в колдовстве, должен пойти к Божеству Реки и в Реку погрузиться; если Река схватит его, его обвинитель сможет забрать его дом. Если же Река очистит этого человека и он останется невредим, тогда тот, кто бросил на него обвинение в колдовстве, должен быть убит, а тот, кто погружался в Реку, может забрать дом его обвинителя». В шумерском «Гимне Нунгаль есть такие важные строки: «В месте допроса, у Реки Ордалий, становятся боги, праведника от грешника отделяют, благочестивого возрождают» (пер. В.В. Емельянова). Интерпретация переводчика следующая: по итогам испытания обвиняемого в Реке Ордалий если определено, что он праведен, то его имя заносится богиней Нунгаль на «Таблицу жизни», а если установлено, что он грешен, то об этом сообщают богине ее подчиненные Игалима и Нинхарранна и он попадает после ряда допросов, возможно с применением пыток (символ «жаровни») демонами-утукку, в «Большой дом», т.е. тюремное заточение, назначаемое, как правило, за тяжкое преступление. Ибо в гимне далее сказано: «В пыли Дома моего в чистых одеждах никто не ходит», т.е. очистившиеся от вины посредством водной ордалии надевают белые одежды и в тюрьму («Дом Нунгаль») уже не попадут. М. Сивил пишет о том, что эпоха III династии Ура почти не оставила, в отличие от периода Саргонидов, документов об основаниях и порядке применения ордалий, но встречаются упоминания об обряде.Также, согласно Ниппурскому календарю, в Реке Ордалий омывали в VI месяце (август–сентябрь) статуэтки богини Инанны, вернувшейся из подземного мира, а VII месяц (сентябрь–октябрь) называли «Священный Холм» и посвящали богу суда и справедливости Уту/Шамашу, проводя многочисленные обряды очищения и приношения ануннакам, подземным богам-судьям. См.: Емельянов В.В. Ниппурский календарь и ранняя история Зодиака. СПб., 1999. С. 91–104; Он же. Миры несвободы в шумерском «Гимне Нунгаль» // Традиционные и новые религии в изменяющейся Евразии и Африке: история и современность. СПб., 2011. С. 104, 113; Frymer-Kensky T. The Judicial Ordeal in the Ancient Near East: Diss., Yale University. Ann Arbor, 1977. P. 138–144.

Этот минимальный штраф был впервые восстановлен Дж. Финкельштейном (1969), но К. Вилке полагает, что при дополнении строкой из источника B ii-1 здесь восстанавливается шум. ²/₃-ša, и поэтому вполне могла быть санкция в размере ²/₃ мины (т.е. 40 сиклей) серебра.

С вручения будущему тестю подарков невесте формально начиналось все свадебное празднование (англ. the wedding feast), и у шумеров они назывались níg-mí-ús-sa, состояли из подношений еды к свадебному столу и передачи в дар дорогой одежды, ювелирных украшений и других ценностей (шум. níñ-ba или kadra₂). Полученный от отца после заключения брака свадебный подарок жениха становился частью ее личной собственности. Есть определенное сходство с предварительным брачным даром (аккад. библум), так называемым задатком жениха по случаю обручения – сговора с отцом невесты и в подтверждение серьезности его брачных намерений, сумма которого всегда была меньше «выкупа невесты» (аккад. терхатум). Нарушение брачного договора со стороны жениха влекло за собой потерю им и задатка, и выкупной платы, а со стороны тестя – двойную выплату того и другого («Кодекс Хамму-раби»). В то же время «Среднеассирийские законы» не знали брачного обряда обручения, и здесь термин библум обозначал выкуп за жену и был связан с фактическим началом брака.

Похожая норма, но с более уточненными обстоятельствами дела будет впоследствии воспроизведена в § 29 «Кодекса Липит-Иштара», § 25 «Кодекса Эшнунны» и § 160 и 161 «Кодекса Хамму-раби»: «Если человек послал в дом своего тестя брачное приношение и отдал выкуп, а затем равный ему по положению превзошел его дарами, и тесть сказал хозяину жены (т.е. тому, кому она была обещана): «Ты не бери мою дочь», то все, сколько ему было принесено, он должен удвоить и вернуть хозяину жены, а равный ему не должен брать в супруги его жену».

В переводе М. Рот этот параграф восстановлен только в части своей санкции, а у К. Вилке (2002) восполняются уже строки с гипотезой и предполагаются равные юридические последствия двух соседних норм о бегстве рабов от хозяев в пределах города и в открытой степи.

Шум. ki-sur-ra – это границы района города, на пересечение которых был установлен юридический запрет. Такой пример приводит М. Сивил применительно к городу Ниппуру, где действовало правило о запрете покидать пределы городской территории на протяжении 10 дана (108 км).

Спустя 350 лет аналогичная норма о поимке беглых рабов и их обязательном возвращении хозяевам будет воспроизведена в «Кодексе Хамму-раби», в § 17: «Если человек поймал в степи беглого раба или рабыню и привел его к его хозяину, то хозяин раба должен дать ему 2 сикля серебра». В отличие от древневавилонского Судебника, в неошумерских кодексах (царств Исины, Эшнунны и Ларсы) кража или укрывательство раба карались не казнью, а лишь денежным штрафом. При таких условиях крупные рабовладельцы вполне могли рисковать, похищая рабов у мелких рабовладельцев.

Здесь скорее следует восстанавливать шумерское слово «gìri» («нога», или «ступня»), нежели родственное шум. «gíri», означающее «нож» или «кинжал».

В § 18–24 содержался перечень санкций за членовредительство (так называемые «штрафы поранений»), основным принципом которых, в отличие от «Кодекса Хамму-раби» с его буквальным пониманием талиона («око за око, зуб за зуб»), был принцип денежной компенсации (общая идея «мера за меру»), требующий по гуманным соображениям свести жестокость и унижение к минимуму. При этом денежное наказание принимает характер выплаты штрафа, учитывающего как нанесенный ущерб, так и перенесенные потерпевшим унижение и боль. Единственные случаи архаичного талиона здесь (принцип «голова за голову») – это убийство, причем не только умышленное (§ 1, частично § 23 и 24), и насильственное задержание человека (§ 3). В «Кодексе Хамму-раби» насчитывается 14 случаев применения древнего талионного права (§ 1, 4, 196–197, 200, 210, 230 и др.).

В этих параграфах различаются определенные формы членовредительства, наступившие в результате использования оружия или драки голыми руками, на что, по мнению М. Сивила, указывают такие шумерские названия, как «^ĝištukul» (булава, деревянный молот или клюшка) и «gešpú-ta».

Прежние переводы имели в виду некое тяжелое или холодное оружие. Так, Дж. Финкельштейн восстанавливает здесь шумерское слово «urudu gir?-ta» («медный серп»); М. Рот указывает вообще на лакуну «x-x-ta»; у В.А. Якобсона речь идет о возможном использовании ножа; наконец, К. Вилке переводит этот термин с помощью нем. Ringer-Haken («боевой крюк»). Благодаря реконструкции М. Сивила мы узнаем о ситуации причинения вреда в ходе особого атлетического сражения на кулаках (шум. gešba, gešp/bu). Этот популярный у шумеров вид спорта проходил как публичный спектакль, разыгрываемый на площадях (шум. kisa1), и даже некоторые цари (Шульги) и герои (Гильгамеш и Лугальбанда) принимали, вероятно, участие в подобных кулачных сражениях против людей и чудовищ. В таком соревновании противники использовали боевую стойку с выброшенной вперед рукой и согнутыми пальцами, так как если боец-гештур разжимал пальцы рук и показывал открытую ладонь, это означало окончание боя или признание поражения.