мы с бабушкой ходили в гости к прачке через поле. Там, ее взрослые дочери делились со мной конфетными фантиками и упаковками из-под импортного ароматного мыла. Потом мы пили чай или молоко с печеньем и клубничным вареньем, которое я обожаю до сих пор! И, проведя светские беседы с прачкой, мы возвращались в пансионат. Иногда, заходили на переговорный пункт и беседовали с мамой. Скучала ли я? Скучала, но и «морское поместье» без меня бы не обошлось. Поэтому грусть – тоска меня не съедала, главное, чтобы родители не часто приезжали, потому как, видя их, сразу хотелось вернуться домой.
В один из дней, я, как всегда сидя у очередного домика, увидела приближающегося Димку. Фыркнув, я продолжила собирать цветы и заниматься своими делами. Подойдя, он спросил, как меня зовут, и можем ли мы поиграть вместе? Не очень уж и хотелось, но это правильное воспитание… Я снисходительно разрешила! В то лето мы больше не разлучались, а уезжая в конце сезона, домой в Питер, Димка лил крокодильи слезы у их бежевой Волги! Естественно я тоже страдала, но не столь убивалась как мой дорогой друг!
По возвращению домой, рассказов хватило до следующего года, и нужно было видеть, с каким рвением, уже в феврале, я собирала свою сумку на следующий сезон на море!
Димка, увы, приехал лишь на несколько недель, а весь остаток следующего лета, я провела в обществе своих извечных четвероногих друзей.
Из памятных событий того года, стал ремонт внутри домиков и новые розовые обои – с разными котятами. Господи, если бы моя воля, все дома внутри были бы с этими котятами! Это шедевр! Котенок сидящий, лежащий, играющий – это девичий рай! С условием того, что большинство совдеповских обоев были в полосочку – клеточку – цветочек – котята были просто шик!
Учитывая, что ремонт проводился силами моей бабушки, я, по наивности решила, что смогу ее уговорить дать мне кусок обоев под вырезку моих новых бумажных «игрушек». Но бабулю нужно было знать – не тут-то было! Она, с барского плеча, отдавала мне обрезки после оклейки – на одном куске было ухо котенка, на другом кусок лапы. Это вовсе не то, что мне было нужно. Просила очень слезно и долго, даже в обмен на конфеты, но бабушка была непреклонна! Это я сейчас понимаю, она просто не хотела, чтоб директор видел целый, будто «украденный» кусок обоев, а попросить для меня, не захотела.
Я с унылой мордашкой, сидя на веранде дома, палкой водила по земле, на которой была уйма тополиного пуха. Все не в радость, печаль, комната оклеивалась, обои заканчивались… Беда!
Петр Федорович, директор пансионата, возвращаясь после совещания, заметил мой скорбный вид. Он любил меня, ибо я смешная была, почему-то называя «кукурузу» – тутуюзой, кошек – «тистами», а «котят» – татятами, хотя «Киев» выговаривала четко! С серьезным видом, он подошел и спросил, что же такого плохого случилось? Как на духу, я рассказала причину моего горя, не забыв показать уже вырезанные остатки ушей, лап и глаз моих желанных кошек. Он улыбнулся, выслушал меня и позвал с собой. Я уж было подумала, что выхвачу сейчас от бабушки, за то, что он увидел детали
