и смерть. Два следующих императора, Требоний Галл в 252 году и Валериан в 257 году, применили ту же практику; преследования закончились лишь в 260 году, с восшествием на престол Галлиена, сына и наследника незадачливого Валериана, умершего в плену, – не потому, что Галлиен лучше относился к христианам, а лишь потому, что его отвлекали куда более серьезные опасности, грозившие империи. Однако предшествующее десятилетие нанесло христианской церкви большой урон, не столько физический – погибли немногие, в основном небольшая группа лидеров, – сколько нравственный.
Дело в том, что большая часть христиан не проявила стойкости. Это можно было предвидеть: то же самое произошло, например, в 112 году, когда Плиний Младший арестовал христиан в Вифинии. Само по себе желание повиноваться императору было естественно: большинство христиан питали к империи глубокое уважение – что видно хотя бы из противоречивых и сбивчивых указаний христианских лидеров о том, в чем можно, а в чем нельзя подчиняться государственным властям.[332] Более того: церковь в целом не привыкла к преследованиям – по крайней мере, к систематическим преследованиям, исходящим из единого центра. С окончанием гонений проблемы не закончились: появились сомнения в легитимности епископов. Авторитет их был сильно подорван. Некоторые епископы последовали заповеди Господней, сохраненной в Евангелии от Иоанна, стойко приняли мученичество и были казнены – так погибли епископы Антиохии, Иерусалима и Рима. Другие же последовали иному совету Господа, найденному в Евангелии от Матфея, – «когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой»: бегством спасались такие важные фигуры, как епископы Карфагена и Александрии.[333]
Исповедники и падшие
Те, кто бежал, часто подвергались критике со стороны тех, кто остался и пострадал за веру: последние именовались «исповедниками» – римский юридический термин, означавший обвиняемого, признавшего в суде свою вину. Исповедники сделались источником альтернативного церковного авторитета, основанного на перенесенных ими испытаниях, – особенно в вопросе о том, как и до какой степени прощать тех христиан, что подчинились императорскому указу, так называемых падших. Многие падшие именно у исповедников просили прощения и позволения вернуться в церковь – и епископам, как легко догадаться, это было совсем не по душе. Споры о прощении развернулись, в первую очередь, в Риме и Карфагене. Киприан, епископ Карфагенский, столкнувшись одновременно с непримиримостью исповедников и с перспективой переизбрания другого епископа, разразился серией памфлетов: его суждения о роли епископа в церкви надолго пережили этот спор. По его мнению, один лишь епископ обладает властью прощать грехи; Киприан подчеркивал, что епископ, прямой наследник апостолов в каждом диоцезе – краеугольный камень единства всей Вселенской церкви. Так продолжилась дискуссия, начатая Игнатием, Климентом и Иринеем. В Риме спор шел в основном о том, можно ли вообще
Примеры этого см. в: Grant, “Five Apologists and Marcus Aurelius”.
Ин 12:25, Мф 10:23.
