клыки, пышную рухлядь и серебро. И арабы, и персы, и франки, и норманны чистым золотом расплачивались с новгородскими гостями за драгоценный мех…
Как волшебную нить, тянул, ткал свое сказание Савва. В словах его – влекущих, обаятельных – в цветистом сиянии полночного неба вставала дивная страна.
– Но оберегают то Лукоморье дикие и опасные люди. Дюже злы они и бесстрашны. Преданье дошло: загнал их за Камень, к полуночному морю сам царь Александр Македонский. А жили они до того в чудных местах, где с неба никогда не сходит солнце. И загнал этих человеков – племени Иафета – царь Александр за Русь, в скалистые горы. И в горах с той поры слышен был говор. Сидели дикие человецы в недрах гор, в Камне, и боялись на свет показываться. Прорубили они оконца малые, и клич давали новгородцам, когда те приходили в Лукоморье, и протягивали руки, прося железа – ножей, топоров, секир, а в обмен клали в укромном месте рухлядь. А наменявши топоров и секир, выбрались они из гор и стали жить в полнощной стране.
– Чудеса, – насмешливо вымолвил Ермак. – Небыль одна.
– Эх, батька, хоть и не так, как Саввой сказано, а все же душа тешится! – со вздохом сказал Иван Гроза. – Человек без думки, что соловей без песни.
– Это верно, – охотно согласился Ермак. – Но тут где-то Хантазей. Он-то, может, и был в Лукоморье! Эй, милый! – позвал атаман вогулича.
Хантазей поднялся с пола. Хоть многое ему было и непонятно, а слушал попа усердно.
– Скажи-ка, друг, ты был у моря?
– Мал-мало жил. Стадо олешек гонял на горы Хая[7] и на берег ходил. Гулял стадо по тундре. Ой, холосо, ой сибко холосо!
– Зверя много? Соболь, песец, лиса есть? – упрямо допытывался Ермак.
– Соболь есть, лиса есть, олешек много, ой много! – ответил Хантазей. – Лето – жарко, гнус гонит, стадо веду в горы Пой-ха!
– Значит, сказания верны, – повеселели, загудели казаки. – А веверицы с неба ниспадают?
– С неба снег идет. Белка нет! – с насмешливостью ответил Хантазей, подозревая, что его вышучивают.
– Белке в тундре, как в степу, делать нечего, – вставил казак Колесо. – Где ей орешков пощелкать?
Савва с довольным видом оглаживал бороду, щурил глаза. Иван Кольцо похвалил его:
– Все-то ты знаешь, расстрига. Хоть с неба и не валится рухлядь, но соболей там, видать, бесчисленно. И выходит, браты, стоим мы у врат Лукоморья. Эх, Сибирь-матушка, Кучуму ли тобой владеть? Тут нужен хозяин умный, зоркий, смелый. Браты, нам ли унывать? На верной дорожке стоим…
Все осознавалось смутно, в тумане еще лежала неведомая страна, но сердце к ней тянулось неодолимо. Чего только о ней не сказывалось! Выходит, нет дыму без огня.
– Батька, – поднялся со скамьи Колесо. – Прошли, переведали мы много, не отрекемся от своего. Пойдем в заветную землю, может там жаркое счастье для русского человека схоронено! – Голос казака звучал душевно, и чуялось, что идет его слово от
Горы Хая – хребет, отделяющий бассейн Карского моря от бассейна Обской губы.
