никакое «познавание» невозможно. Не случайно для классического одномерного мышления, не различающего ценность и смысл, вера и воля суть одно, и главной и, по сути, единственной способностью, которой в этом случае наделяется человек, становится способность к познанию (либо, наоборот, к мистическому «незнанию») мира (которая и объявляется целью или смыслом жизни, или ее высшей ценностью). В обыденности подобное неразличение ведет к очевидным ошибкам в рассуждении. Так, говоря «вера», неявно подразумевают «воля» (хочу), и наоборот. То есть говорят мышление, но подразумевают переживание, и наоборот. На самом деле, подобные сбивчивые, «блуждающие» переходы, незаметные для самого сознания скачки с мышления на переживание (и обратно), основанные на ложном отождествлении веры и воли, составляют основной метод построения «мистического» дискурса бесчисленных жонглеров пустотой («духом», «духовностью»), всех этих проповедников дырки от бублика.
Кроме того, немаловажную роль в неявной подмене воли верой (ведущей к гипертрофии веры) играет так называемый принцип лингвистической относительности – обусловленности мышления языком. В современной европейской культуре функционирует множество внедренных иудео-христианством терминов, выполняющих функцию отвлечения от действительности и замещения ее абстрактной реальностью, долженствующих расщепить и, в конечном счете, подменить собой реальную человеческую жизнь. Хотя они получили распространение далеко за пределами иудео-христианской доктрины (прежде всего через секулярную «мораль»), они составляют ее сущность, ключевые моменты и не могут быть изменены. Будучи абстрактно-конкретными или конкретно-абстрактными понятиями, все они носят дуалистический (антиномический) характер. Такие природно-отрицательные понятия (концепты), как грех, спасение, дух и пр., содержащие совершенно определенный, неизменный смысл, являются словами-«ловушками», используя которые любой человек принуждается мыслить в категориях иудео-христианства. Кроме них существует множество иных понятий, которые возникли раньше (или позже) иудео-христианской доктрины – бог, свобода, самопознание, добро и зло и т.д., но после включения в библейский проект первоначально заложенный в них смысл кардинально изменился (сделался отвлеченным). В настоящее время они действуют, как и термины первого уровня, в качестве слов-«ловушек», принуждающих мыслить по определенно заданной схеме. Хотим мы того или нет, но благодаря данным словам-концептам наше мышление неизбежно делается одномерно-дуальным, способным к восприятию библейского проекта в целом. И наоборот, способность обходиться без данных терминов при объяснении многосложной реальности мира и своего к ней отношения означает способность человека выразить адекватно «языческое» (природное) мировоззрение. Вот почему понятие веры, составляющее сущность монотеизма, не может напрямую (без принципиальных оговорок) использоваться в современном язычестве.
