давали решительный отпор.
Особенно отличился Акинфий Грачев, который разгонял разбойников своей страшной пудовой дубиной.
Григорий Сипаткин похвалил:
– Силен же ты, Акишка. Одному, кажись, череп размозжил.
– А пусть не лезет, – стряхивая с темно-зеленого кафтана ошметки грязи, спокойно отозвался Акинфий.
– Как в волонтеры угодил?
– Долго рассказывать, барин.
Акинфий был немногословен, повествовать о своей жизни ему не хотелось: нелегкою она была.
– Да уж сделай милость. Дальнюю дорогу только баснями и коротать. Поведай, коль тебя столбовой дворянин6 просит. Из чьих будешь?
– Из мужиков, барин. Села Сулости, что Ростовского уезда.
– Под кем тягло тянул?
– Под князем Голицыным
– Знатное имя… Не обижал мужика?
– Какое, – отмахнулся Акинфий. – Особенно его приказчик Митрий Головкин. Без меры лютовал. Оброками и барщиной замучил. Голодом пухли. Двоих малых братцев на погост отвез, а затем и отец преставился. Сестру, видную из себя, ростовский купец Щапов к себе в кухарки взял. Остались мы с матерью, как голик с веником. Хоть волком вой. А тут царь Петр Алексеевич охочих людей на службу кликнул.
– Как узнал-то, Акишка?
– Я в тот день в Ростове оказался. Рыбы с озера Неро на торг привез. На площадь глашатай на гнедом коне вымахнул, в литавры брякнул. Вот так и познал.
– А как же мать?
– Она меня с превеликой радостью отпустила. На царевой-де службе и корм, и жалованье, и одежка справная, сама же к двоюродной сестре жить ушла.
– А что приказчик?
– Кнутом грозился, но куда ему против царева указу?
– На Москве-то есть где приютиться? Царь-то, никак, еще месяца два в Белокаменную не вернется.
– Приютиться негде. Послушаю, что князь Шереметев скажет.
– Ну-ну, а коли что, приходи на мой двор. На Сретенке укажут.
– Благодарствую, барин.
Прибыли на Москву в середине апреля.
Князь Борис Петрович Шереметев, прочтя цареву грамоту, сокрушенно покачал широколобой головой. Чудит Петр Лексеич! Раздать земляные яблоки по всей Руси! А в мешке всего-то шесть пудиков. По клубню на уезд что ли? Всю державу на смех поднять. Не дело придумал Петр Лексеич, ох, не дело. Но царево повеленье надо выполнять.
Рассыпал Борис Петрович всю картошку на своем широком персидском ковре в своих покоях, позвал дворецкого и велел ему пересчитать каждый клубень.
– Да как же пересчитаешь сей диковинный овощ, батюшка князь?
– Аль из ума выжил, Фомич? Бери бумагу, перо и по одному клубню перекладывай снова в мешок. И чтоб со счету не сбился!
– А, может, холопей позвать?
– Сам!
Дворецкого пот прошиб, пока пересчитывал земляные яблоки.
Часа
Столбовой дворянин, относящийся к древнему потомственному дворянскому роду, в XVI в. заносившемуся в специальные столбцы (родословные книги).
