чую, мужик ты не праздный и не вороватый, государю предан, а посему быть тебе в Ростовском уезде три года. Допрежь в Сулости картофель разведи, опосля же по другим селам уезда. Коль толк налицо будет виден, положит тебе государь офицерский чин, типа картофельного исправника с командой младших чинов, и станешь, Акинфий Грачев, навроде картофельного головы всего Ростовского уезда. Пока же, опричь государева жалованья, накину тебе десять рублей на обзаведение, дабы не бедствовал.
– Премного благодарен, князь. На такое жалованье грех жаловаться.
– Это на твою семью, волонтер. Мужик ты молодой, видный, бобылем негоже с хозяйством управляться. Подбери себе девку, да не из тех, что лицом пригожа, а в делах – через пень в колоду. Упаси Бог такую! Чтоб в руках все горело, и на женскую утеху была горазда. Пятерых чад тебе заказываю. Девки – не в счет, никчемные пустышки. Не менее трех сыновей. Ибо один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын. Взрасти доброе племя огородников, вот тогда и жизнь твоя станет не напрасной. Глядишь, не сам, так чада твои на всю Россию прославятся. Крепко уразумел мои слова, Акинфий?
– Крепко, князь.
Слова Шереметева и впрямь надолго засели в голове Акинфия, особенно о суженой. Ладящую девку сыскать – не кобылу вожжой хлестнуть. Тут изрядно надо головой пораскинуть. Но, прежде всего, надо привести в порядок дом: печь переложить (дымит изо всех щелей), три нижних полусгнивших венца сменить, прирубить летнюю комнату-повалушу, поправить крышу двора, изготовить стойла для лошади и коровы… Одному ему ничего бы и не понадобилось, а коль появится семья, то надо ее не в какую-то хибару заводить, а в крепкий основательный дом.
К топору Акинфию не привыкать: крестьянский сын, но когда он прикинул, что работы хватит до самого Покрова, то решил обратиться к мужикам за "помочью".
Село Сулость само по себе не малое, но за последние годы на мужиков изрядно поредело. Не выдержал мужик: непомерная барщина и непосильные государевы налоги довели его до крайней меры – бежали на Дон, с которого выдачи нет, в глухие леса за Волгу, а некоторые даже пытали найти счастье за Каменным поясом. И все же "помочь" Акинфий собрал: безденежье толкало мужиков на любую работу.
В один из воскресных дней надумал Акинфий вновь навестить свою мать, что прижилась у родной сестры в Белогостицах. Первая встреча была скоротечной: ибо богомольная мать собиралась в Георгиевский храм, что украшал Белогостицы со времен князя Ярослава Мудрого, поэтому о многом поговорить не удалось, да и хозяин избы не был расположен к разговору: чего толковать с голью перекатной, кой явился в затрапезной одежонке. Никак, пожрать пришел, а жрать у самого, как у церковной крысы.
Епифан Суханов, конечно, прибеднялся, не таким уж сирым мужиком он выглядел, приторговывая в Ростове чесноком и луком, да и у приказчика Митрия Головкина был на хорошем счету, ибо тот через Епифана продавал краденый лес.
В настоящий приезд Епифан был более приветливым, ибо явился Акинфий в своем добротном волонтерском мундире,
