спал со Светкой Назаровой. На самом деле, отец, действительно, спал с ней. Я застала их однажды лежащими без одежды и страстно целующимися на старой тахте в отцовской мастерской. Но так и не сказала маме об этом. Почему-то, мне не было жаль ее. Наоборот, я жалела отца, которому приходилось терпеть постоянные ссоры и крики.
– Мариночка, женщина моей жизни – это ты. А Светлана – это моя модель и мой ассистент. Только и всего. Не смешивай семью и работу, пожалуйста. И не кричи, ради бога, дети услышат.
– Да твои дети уже давным-давно знают, чем ты там с ней занимаешься, скотина! Ненавижу тебя! И всех твоих бесконечных баб! Катись к своей Светке! Прямо сейчас же собирай свои вещи и катись!
Мы привыкли слушать их ругань. После получасовой ссоры мама обычно раскидывала по всей комнате краски и кисти отца, рвала свежие эскизы, выкидывала его рубашки и белье из шкафа в коридор. А потом сама хватала пальто и выбегала на улицу. Лука лаял, скулил у двери, рвался бежать за матерью, умоляя ее вернуться домой. В отличие от отца, который спокойно прибирал последствия пронесшегося урагана, наводил порядок в своем шкафу, а потом заваривал чай и звал нас на кухню, где на блюдце лежали пряники. Я сразу же бежала, а Алиса запиралась в комнате и не выходила оттуда до маминого возвращения.
Я любила, когда мамы не было дома. Никто не отвлекал тогда отца от меня. Я была на сто процентов папиной дочкой. А Алиса нет. Ее, казалось, отец раздражал так же, как маму. Часто они шушукались с матерью на кухне за закрытой дверью и выходили оттуда потом – хитрые и серьезные, словно два заговорщика. После таких тайных совещаний, отец не мог найти то краски, то нужные кисти, то вчерашние эскизы.
Самым большим счастьем для меня было проводить время в отцовской мастерской. Я могла сидеть там часами: молча, тихо, чтобы никому не помешать. Я готова была на все, только бы меня не прогоняли домой. Здесь появлялись на свет мои первые рисунки. Здесь же в моей душе родилась огромная любовь к живописи. Отец научил меня всему, что знал и умел сам. Даже когда у меня что-то не получалось во взрослом возрасте, я словно чувствовала, как он своей мягкой рукой поправляет мою кисть, чтобы линия получилась точной.
Здесь, в мастерской, в одной из старых папок, я однажды нашла портрет женщины, который поразил меня до глубины души. Она была одета в старинный русский наряд,волосы легкими волнами лежали по плечам, а взгляд был грустный и полный любви. Отец тогда покраснел, замялся, а потом сказал, что это просто модель и потрепал мои вихры. Но взгляд его при этом изменился, стал грустным и напряженным. Мне показалось, что эта женщина не может быть просто моделью. Она определенно была какой-то особенной, может быть, колдуньей – таким необычным был ее образ. Может быть, отец был влюблен в нее?
У отца всегда были любовницы, сколько себя помню. Но он убеждал мать, что лишь она его единственная любовь. Я не знала, любит ли мама отца. Алиса говорила, что она его любит, а он ее – нет. Я думала, что все наоборот. Мать всегда злилась
