тот годшли митинги (погибла как троцкистка),
тогда она дружила с Колей У.,
который не политику, а пенье
любил (он в горло ранен был в Крыму,
попал в Париж, погиб в Сопротивленье),
нас Коля вместо митинга зазвал
к себе домой, высокое на диво
окно смотрело прямо на канал,
сестра его (умершая от тифа)
Ахматову читала наизусть,
а Боря К. смешил нас до упаду,
в глазах своих такую пряча грусть,
как будто он предвидел смерть в блокаду,
и до сих пор я помню тот закат,
жемчужный блеск уснувшего квартала,
потом за мной зашел мой старший брат
(расстрелянный в тридцать седьмом), светало…
А. Кушнер
Бог на стороне больших батальонов.
Они во всем едины,
Они не разделёны,
Они непобедимы,
Большие батальоны.
Они идут, большие,
Всех шире и всех дальше,
Не сбившись, не сфальшивя:
У силы нету фальши.
Хоть сила немудрена,
За нею власть и право.
Большие батальоны
Всевышнему по нраву,
И обретая имя
В их грохоте эпоха,
И хорошо быть с ними,
А против них быть плохо.
Но всю любовь и веру
Все ж отдал я не богу,
А только офицеру,
Который шел не в ногу.
…Это такое странное сооружение, которое стоит перед въездом на дачу Большого театра в Серебряном бору и выглядит как такой землемерный столб, врытый в землю, на котором кисточкой написаны деления от одного до семи. И гиря на этих делениях покачивается ржавая на ржавой же проволоке, перекинутой через колесико с другой стороны этого странного столба, и уходит в землю.
Я спросил у дворничихи: «Что это такое?» Она мне говорит:
«Как что такое? – это говномер!»
Я говорю: «Как говномер?!»
Она:
«Ну говномер! Это подведено к ассенизационной яме: уровень повышается – гиря понижается. Как доходит, до деления, там, “шесть” – значит, надо уже вызывать золотариков…»
Всё было пасмурно и серо,
И лес стоял как неживой,
И только гиря говномера
Слегка качала головой.
Не всё напрасно в этом мире
(Хотя и грош ему цена!),
Не всё напрасно в этом мире:
Покуда существуют гири,
И виден уровень говна!
Каким бы полотном батальным ни являлась
советская сусальнейшая Русь,
какой бы жалостью душа ни наполнялась,
не поклонюсь, не примирюсь
со всею мерзостью, жестокостью и скукой
немного рабства – нет, о, нет,
еще я духом жив, еще не сыт разлукой,
увольте, я еще поэт.
Современная Россия
«Какое,
