семьдесят километров, на пути снова попался огромный песчаный котлован.
– Кстати, попьем, а то на озере вода неважнецкая, – посоветовал Иван Евдокимович. – Да и с собой бы захватить. У вас есть посуда? – спросил он у шофера.
– Имеется, – с живостью и хитрецой ответил Федор Иванович. – И для воды и для особой влаги.
– Особой-то влаги пока трудно достать. Подождите лет десяток: тут рестораны на пути вырастут.
– Нам так долго ждать нельзя: сайгак протухнет, – отшутился и шофер.
Машина перевалила через песчаную кромку и остановилась.
Весь огромный, пылающий жаром, как раскаленная плита, котлован был забит сизо-лиловатыми, тонкорунной породы овцами. Они даже не блеяли, а, уткнув в землю морды, слившись в единый поток, всей массой в две-три тысячи голов напирали на небольшую колоду у одинокого журавля-колодца.
Старший чабан Егор Пряхин – человек несокрушимой силы: мускулы на его обнаженных плечах так и перекатывались, – вместе со своим молодым помощником качал воду и лил ее в колоду, а другие два, тоже бронзовые от загара, палками отталкивали овец, которые, казалось им, уже напились. Но те заходили в тыл отаре и вместе со всеми продолжали напирать на одинокую колоду.
Дальше, за отарой, на желтом бугре, виднелись кибитки, запряженные красными волами. Около них стояли понурые верховые кони, лежали, свернувшись клубочками, широколобые собаки-волкодавы и седоватый козел. Этот при появлении машины вскочил, поднялся на дыбки и начал что-то быстро-быстро пережевывать, делая паузы, словно произносил с запинками речь.
– Да что это за издевательство над животными? – проворчал академик, выбираясь из машины, и, подойдя к чабанам, сурово заговорил: – При уме ли? Столько овец в такую жару из одной колоды решили напоить?
Егор Пряхин зло покосился на него.
– С неба свалился? Ай не знаешь, воды кругом даже глаза помочить и то нет. Все озера как моя ладонь. – Он протянул огромную руку, показывая загрубевшую широкую ладонь.
– Гнали бы на Сарпинское.
– И в Сарпинском, говорят, пусто.
– Ну уж… пусто. Озеро в тридцать километров длины – и пусто. Чепуху мелете.
– Мы чепуху, а ты муку мелешь. Вон гляди, – показывая на пустующие землянки в стенках котлована, проговорил Егор Пряхин. – Видишь: вода ушла, и люди ушли. Давай! Давай, ребята! А то перемрут овцы-то! – прокричал он и смолк, уже не отвечая на вопросы академика.
– Обида, брат, – плохой помощник в труде, – под конец заметил Иван Евдокимович, желая этим вызвать на разговор чабана, но тот качал воду, отворачивался, затем прорвался:
– Уйди-ка! Я вот одного слушал такого на курсах, он и то и се, в небеса взовьется, аж пятки сверкают. А тут – на грешной-то земле – вон чего. Давай! Давай, ребята, а то помрут овцы-то! – снова прокричал Егор Пряхин, отвернувшись от академика.
Но Иван Евдокимович не отставал,
